- Надо бы вам какие-то псевдонимы присвоить, –вспомнил Вадим Вадимович на последнем инструктаже. – Всё-таки это у вас первое задание, когда вы будете заниматься нелегальной деятельностью на чужой территории. Что посоветуешь, майор? Правда, для Цыплаковской Деринг давно его придумал. Так и запишем: Цыпа. Кем у нас Чувак будет?
- Гетманом! – заржал начальник отдела.
- Что, проявляет властные амбиции? – насторожился Пердюков.
- Да нет! – успокоил Колька. – Больно ловко подручными чупа-чупсами орудует! Прямо как булавой!
- Гетман, так Гетман. А Деринг? Фрицем назвать – как-то оскорбительно. Фюрером – тоже.
- А чего выдумывать? Пусть будет Иванов.
Предвидя вопросы Директора ФСБ, Беда быстро поставил на компьютере песню старого друга Олега Горяйнова «Экстрасенс» со словами:
Импотент Иванов
Убежал без штанов.
Помер давеча от членовредительства.
- А не обидится? – засомневался полковник.
- Вадим Вадимыч, почему «Иванов», только мы с тобой знаем! – заржал Колька. – А что ж ты про мой псевдоним не спрашиваешь?
- Зачем тебе, Коля, псевдоним? Твоя фамилия лучше всякого псевдонима тебя характеризует…
В аэропорту МЯУ встречали на высшем уровне: Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации в Тунисе Олег Мракович Жопов прислал за четвёркой «разгонную» машину посольства, которой управлял второй секретарь, отвечавший за вопросы экономики, Серёжа Пивоваров.
Нужно сказать, что отчество у посла было вообще-то Маркович, но за взбалмошный, самодурский характер посольские быстро переименовали своего начальника. Вот и на приличную машину для «высокопоставленных чиновников из министерства туризма» он пожлобился в силу своей прижимистости (будучи человеком жлобоватым и недоверчивым, он лично выдавал арабке-уборщице половые тряпки). Да и Пивоварова сбагрил в качестве встречающего исключительно из-за его заносчивости, зная, что Серёжа лишнего километра не проедет ради каких-то лохов из непрофильного министерства. Вот и пришлось спецагентам париться в сорокаградусную жару в машине без кондиционера, выслушивая односложные презрительные ответы второго секретаря, в грош не ставившего подопечных.
Едва встретив «делегацию», Пивоваров прямо в зале прилёта закатил скандал, узнав, что никто из принимаемых не владеет свободно не то что арабским, но даже французским.
- Я, потомственный дипломат, не для того заканчивал факультет международных отношений Петербуржского университета, чтобы работать переводчиком у каждой группы приезжих!
Цыпе всё-таки удалось выцыганить у него мобильник, чтобы позвонить однокурснице вышедшей замуж за араба и теперь живущей здесь, но Пивоваров нудил по этому поводу всё время, пока вёл их к машине. И теперь вся надежда была на радушие ростовской бой-бабы с замашками базарной торговки.
Отношения Татьяны с иностранным студентом очень даже не приветствовались руководством учебного заведения, где они с Элкой учились. Но любовь есть любовь, и Татьяне пришлось бросить учёбу, чтобы выйти замуж за своего тунисского избранника. Так она стала Татьяной Салами, из-за чего немедленно получила от подружек кличку Колбаса, а через пару месяцев и вовсе укатила с мужем в Северную Африку.
С того времени, когда Колбаса переселилась на земли древнего Карфагена, прошёл несколько лет, но материться от этого она меньше не стала. Скорее, наоборот.
- Я вас, б…дь, уже пятнадцать минут жду! – напустилась она на Цыпу, когда та кинулась обниматься к ней в холле гостиницы. – Стою тут, как манекен ё…ный, п…ду проветриваю! В общем, даю вам полчаса на обустройство. Бросайте вещи и валите к х…ям.
Цыпа даже ошалела от такого приёма.
- Тань, ты что, так обиделась за эти пятнадцать минут, что работать с нами отказываешься?
- Идиотка! – заржала Колбаса. – Кабак в соседнем доме видела? Называется он «Хуям». В нём я вас и буду ждать. Что кривишься, Пивоваров?
- Меня, как потомственного дипломата и выпускника МГИМО, корёжит от Вашей лексики, Татьяна Григорьевна!
- Не п…зди, Серёжа! – отрезала Танька и, пока остальные члены «делегации» оформлялись у портье, вцепилась в Цыплаковскую с расспросами об общих знакомых.
Беде кабак не очень понравился. Главным образом, из-за скудного ассортимента выпивки: пальмовая водка «буха», местное дерьмовое пиво и всё. Да и меню не блистало разнообразием: какой-то местный салат из овощей, нарезанных крупными кусками, морепродукты и бутерброды с разнообразной начинкой. Бутерброды и решили жрать, заказав, по примеру Таньки, изрядное количество соуса хариса.
Элка что-то увлечённо рассказывала Татьяне, Чувак тщательно пережёвывал овощи из салата, а Колька морщился от самогонной вони «бухи», когда Деринг, не обращая внимания на округлившиеся от ужаса глаза Колбасы, обильно смазал свой бутерброд харисой и хватанул от него приличный кусок. Наверное, это было самое острое ощущение, испытанное когда-либо Генрихом. Разумеется, если не считать изменившего всю его жизнь удара сырком по голове. Мгновенно побагровев до цвета треклятой харисы, он судорожно схватил ближайший к себе бокал, чтобы залить вулканическую лаву, неизвестно как оказавшуюся у него во рту. Как на грех, это была «буха», чуть пригубленная Бедой.
От выплеснутой в рот водки пламя во рту не только не погасло, а разгорелось ещё сильнее. К нему добавился тошнотворный самогонный запах продукции местного винпрома и жжение сорокаградусного напитка в желудке. Быстро подскочившая к Дерингу Салами попыталась всунуть ему в рот обильно смоченный в оливковом масле хлебный мякиш, чтобы нейтрализовать беспредельно острую харису, но «мозг отдела» уже впал в прострацию и не реагировал даже на крик Колбасы «Открой рот, придурок, от масла полегчает!». Побегав вокруг остолбеневшего Деринга минут пять, Татьяна махнула рукой, тонко подметив, что от харисы и двухсот граммов водки ещё никто не помирал.
Наученные горьким опытом Деринга, остальные члены команды довольствовались крошечными порциями соуса. Один Ослан, быстро научившийся нейтрализовывать арабскую приправу, смело последовал примеру Татьяны и теперь нахваливал еду.
Ситуацию спас заглянувший в ресторанчик по окончании рабочего дня руководитель службы безопасности посольства, о чём-то почирикавший по-французски с официантом. И буквально через пять минут на столе появилась водка «Абсолют» для мужчин и «бордо» для дам. А место недоеденных бутербродов заняло огромное блюдо морепродуктов, многие из которых ни Беда, ни Чувак, ни даже Цыпа не пробовали ни разу в жизни.
- Ну, что, Алексеевич, нашли злоумышленника? – живо поинтересовалась у эсбэшника Колбаса. Тот хитро глянул на Таньку и заржал.
- Нет, конечно!
Салами тут же пустилась рассказывать детективную историю о том, как Жопов, решивший выпендриться, приказал повесить на свежевставленой красного дерева двери своего кабинета табличку с лаконичной надписью «Посол». Не успели рабочие прикрутить громоздкую бронзовую доску, как ниже таблички появилась приписка мелом «на х…й». Мракович оказался далеко не первым человеком, увидевшим надпись. Но его реакция, как вы догадываетесь, резко отличалась от реакции подчинённых. Приписку он стёр собственноручно. Правда, уже после того, как озадачил начальника службы безопасности поисками негодяя, столь непочтительно отозвавшегося о представителе государства в стране пребывания. Поиски длились уже третий месяц, Алексеевич раза по три допросил каждого сотрудника посольства, членов их семей и даже посетителей, зарегистрировавшихся в тот день, но все его усилия были тщетны. Скорее всего, вовсе не потому, что плохо искал. Усилий он прилагал для розыска очень много. Другой разговор, что не себя же допрашивать, какими именно мелками он разрисовывал посольскую дверь!
Алексеевич явился в «Хуям» вовсе не из праздного любопытства. Он, как и Колбаса, был задействован в предстоящей операции. Поэтому, пока не привалили другие посольские, жадные до новых людей с родины, взял быка за рога, информируя сотрудников МЯУ о планах на завтра.
- С утра едете по туристическим объектам: Карфаген, Бизерта. Особо рекомендую присмотреться к окрестностям карфагенских развалин. С одной стороны к ним примыкает президентский дворец, а с противоположной – вилла интересующего вас лица. Учтите: фото и видеосъёмка там категорически запрещены. Просто гуляйте, присматривайтесь. Все нужные вам фотографии в любых ракурсах мы предоставим. Ну, а вечером идёте на приём в посольство, где, Николай, я сведу тебя с нашим агентом Джироламо Розини. Кстати, твоим старым знакомым.
- Не помню, чтобы у меня были знакомые итальянцы…
- Сразу видно, что ты в искусстве – ни в зуб ногой, – презрительно фыркнула Цыпа.
- Элка, остынь! – вступилась за Беду Колбаса. – Если ты увлекалась творчеством итальянских теноров-кастратов, то совершенно не обязательно, что все должны знать их имена.
Подозрения Беды о том, кто может скрываться под псевдонимом Джироламо Розини, оправдались едва он увидел издалека заплывшую салом, но легко узнаваемую харю Глушко.
Сергей был закутан в арабские одежды, лицо несколько загорело от местного солнца. С тех пор, когда он перед отъездом побывал у Кольки, Глушко сильно располнел, походка стала вальяжной, да и сам вид выражал даже не уверенность, а сытую леность. Беду он тоже сразу узнал, но, придерживаясь правил конспирации, не подходил к нему до тех пор, пока их не свёл Алексеевич.
- Ну, здравствуй, жирная морда! – поприветствовал старого знакомого Николай.
- Здорово, гэбистская сволочь! – не остался в долгу евнух.
- На себя посмотри, – парировал Беда.
- Алексеевич говорил, что у тебя интерес к моему хозяину. Тебя что, правда на эту операцию главным назначили? Не завидую я тебе, если ты сунешься его ликвидировать…
- Кто тебе такую херню рассказал, будто моё задание его ликвидировать?
- Коля, я же не дурак. Если меня выдёргивают и просят план виллы с указанием зон обзора видеокамер, а также состав, вооружение, боевой опыт охранников, то даже последний идиот сообразит, для чего это нужно. Кроме того, агентура хозяина заметила повышенный интерес к вилле со стороны каких-то чужих, не местных людей.
- Но ты же, Серёга, не идиот! Моя задача – как раз помешать пиндосам, когда они придут ликвидировать твоего шефа.
Глушко засмеялся.
- Не шефа, Коля, а именно хозяина. Шеф – у тебя… Не знаю, Колька, можно ли тебе верить…
- Поверил же, когда ко мне прибежал прятать свои кассеты. И разве я тебя подвёл? Кроме того, мне от тебя нужно большее, чем планы и сведения. Мне нужно, чтобы ты меня со своим хозяином свёл.
- Сдурел? Как я ему тебя представлю? Он настолько шуганый, что своих-то к себе не всех подпускает!
- Так и представишь: начальник отдела центрального аппарата ФСБ России майор Беда. Скажешь, что хочу сообщить ему важную информацию, касающуюся готовящегося на него покушения, и предложить помощь в срыве этого покушения.
- Не поверит! – категорично заявил Глушко.
- Поверит, Серёга, поверит! – успокоил майор. – На заднем сиденье твоего «Ягуара» лежит письмо с приветом от его старого друга. Передашь ше… хозяину, и он поверит.
- Сдурел? Это же всё равно, что добровольно объявить, что я на вас работаю!
- Улыбайся! На тебя какой-то хрен пялится.
- А, это не страшно! Это начальник здешней контрразведки.
Беда заржал.
- Слушай, начальника контрразведки ты не боишься, а своих боишься?
- Эх, Колька! Попросил бы меня кто-то другой, а не ты, я бы его смело на х…й послал. Так как своя шкура ближе к телу. А поскольку ты меня спас когда-то, пойду на риск. Что в письме-то хоть?
- А хрен его знает! Там по-арабски накарябано. Шеф говорит, что какой-то привет от друга твоего ше… хозяина. Блин, тебя самого от этого словца не корёжит? – скривился Беда.
Евнух засмеялся и помахал ему рукой на прощание:
- С волками жить, по волчьи выть, брателло!
Следующим к Николаю подошёл начальник контрразведки и заговорил на довольно сносном русском.
- Здравствуйте. Я – представитель одной из крупнейших тунисских туристических компаний, троюродный племянник двоюродной сестры жены нашего президента Дэна Гали. Как мне сказали, Вы руководитель делегации российского министерства туризма?
- Да, верно! – подтвердил Беда и похвалил собеседника за прекрасное владение русским языком.
- Спасибо! Я некоторое время учился в Ташкенте. Вы бывали когда-нибудь в этом городе?
- К сожалению, не пришлось. Увы, для нас это уже тоже заграница.
- Да, да. Конечно. Но для нас это по-прежнему Россия. Вам понравился Тунис?
- К сожалению, мы всего второй день здесь, и не многое успели посмотреть: всего лишь съездили на развалины Карфагена и побывали в Бизерте.
- Да, мне докладывали! – проговорился араб, но тут же попытался выкрутиться. – Понимаете, наша фирма представлена во всей стране, и мы очень заинтересованы в увеличении количества принимаемых туристов. Поэтому постоянно мониторим подобные делегации, стараемся создать им комфортные условия. Вы, как я слышал, остановились в гостинице? А почему бы вам не перебраться в комфортабельную виллу, принадлежащую нашей компании? За наш, разумеется, счёт.
Беда давно заметил, что Алексеевич с едва пригубленным бокалом вина давно уже маячил почти за спиной шефа контрразведки, непринуждённо рассказывая что-то белобрысой дамочке с вытянутой, лошадиной физиономией. Эсбэшник как бы случайно встретился с Колькой глазами и едва заметно отрицательно мотнул головой. Тот, больше привыкший прямо посылать на хер, приложил максимум усилий, чтобы его отказ получился вежливым.
- Я чрезвычайно тронут Вашей заботой, но Вы должны понять меня правильно: мы, всё-таки, официальные лица. И если мы воспользуемся вашими услугами, это может быть истолковано нашим прямым начальством как коррупционные действия. За такое можно и с работы вылететь!
- Жаль, жаль! – совершенно искренне огорчился араб. - Несмотря на то, что наш президент Дэн Гали делает всё, чтобы искоренить в стране радикальный исламизм, это явление всё ещё встречается в нашем обществе, и на нашей вилле вам было бы безопаснее, чем в гостинице! Кстати, Вы знаете, что человек, с которым Вы только что мило беседовали, связан с экстремистами?
- Не может быть! – сделан круглые глаза Беда. – Такой обаятельный мужчина! Как мне сказали, бывший москвич, бывший телеоператор. У нас даже общие знакомые нашлись среди известных московских журналистов!
- Увы, внешность обманчива! – сокрушённо развёл руками араб. – Будьте осторожны с этим человеком.
- А он опасен? – разыгрывал из себя наивного простака Колька.
- Не столько он, сколько враги его патрона. А это очень могущественные люди из-за океана! Ходят слухи, что они давно хотят предпринять какие-либо шаги для устранения этого человека. И при этом могут пострадать не только все приближённые этого человека, но и любой, оказавшийся неподалёку.
- А как же местные власти? Разве они не в состоянии предотвратить столь печальное развитие событий?
Контрразведчик тяжело вздохнул.
- Вы понимаете, Тунис – маленькая страна. И столь могущественным людям, как патрон Вашего земляка и его враги, мы не всегда в силах помешать. Нашим властям приходится лавировать. Особенно в данном конфликте. Если мы выступим против кого-либо из его сторон, мы непременно станем противником другой. А нам этого не хочется…
- Наконец-то! – с облегчением выдохнул Алексеевич, когда большинство гостей откланялось. – Если б ты знал, как задалбывает морду держать в присутствии этой европейской сволочи! А теперь, когда только свои остались, и бухануть по-нормальному можно.
- Да тут же ещё полно иностранцев! – удивился Колька.
- Какие это иностранцы? Это всё наши, советские! В Тунисе, Коля, и узбек – земляк. Я тут распорядился твоего Деринга в гостиницу отправить: на хрена он нам нужен, если не пьёт?
С отъездом «иностранцев», как называли дипломаты постсоветского пространства всех, не живших в СССР, атмосфера заметно оживилась. Оставшиеся по-свойски подходили к столу, в мгновение ока ощетинившемуся батареей бутылок и утонувшему под множеством тарелок с привычными с детства закусками: оливье, солёными огурчиками и помидорами, чёрным хлебом, салом домашнего посола, варёной картошкой... Непринуждённее стали и беседы. В одном углу кто-то громогласно травил похабные анекдоты, из другого доносилась очень своевременная для пятидесятиградусной жары «Ой, мороз, мороз». Цыпа уже пила на брудершафт с низеньким узкоглазым мужичком глубоко пенсионного возраста. Ослан оживлённо жестикулировал в кольце азербайджанцев. Одним словом, протокольное мероприятие быстро трансформировалось в привычную беспорядочную попойку, завершившуюся далеко за полночь.
К окончанию «приёма для своих» такими, как требуется, были все. А поскольку отвезти сотрудников МЯУ в гостиницу (расположенную, кстати, метрах в трёхстах от посольства) брался Алексеевич, им пришлось провожать каждого уезжавшего.
Последним гостем оказался среднеазиатский посол Нур-Карим Акаевич Сапармурадов, выпивший ничуть не меньше Беды. Его водитель, приземистый широкоплечий крепыш, едва оторвал шефа от Николая именно в тот момент, когда посол собрался наливать очередной бокал.
- Никуда не поеду! – взбрыкнул Сапармурадов. – Чего это ты меня от друга уводишь?
Но водитель без долгих разговоров подхватил шефа за талию и принялся аккуратно подталкивать к воротам посольства.
- Никуда я не поеду! Что ты меня тащишь? – упирался Нур-Карим Акаевич, но очень быстро оказался шагах в десяти от крыльца.
Тут посол сделал героическое усилие, вырвался из цепких борцовских рук водителя. Подбежав к пальме, росшей на лужайке возле здания посольства, он вцепился в её ствол и заорал:
- Я никуда не поеду! Оставь меня в покое! Я хочу выпить с моим другом! Я требую политического убежища! Я требую политического убежища!
Водитель несколько раз дёрнул Сапармурадова за талию, но тот крепко вцепился в пальму, не прекращая орать, что требует политического убежища. Подоспевшие на помощь Беда с Алексеевичем едва уговорили его отправиться в машину, пообещав взять послезавтра на шашлыки в лес, расположенный неподалёку от Бизерты.
Громогласная Колбаса подняла на ноги всю гостиницу, пока добилась, чтобы похмельные Цыпа, Беда и Ослан таки раскачались и, прихватив свеженького Генриха, собрались, наконец, в номере начальника отдела.
- Я, что ли, за вас буду, бл…дь, интересы родины защищать? – орала она на весь коридор. – Да на х…я она мне сдалась? Мне это ваше задание, как старой п…зде вентилятор!
- Ну, чего ты шумишь? – не выдержал Танькиных криков Чувак.
- Как чего? Ты что, думаешь, бл…дь, мне делать нех…й, кроме как за вас по всему городу носиться? Мало мне своего арабского уё…ка и его четверых выбл…дков, так я ещё и за вами говно должна подбирать?
- Хватит орать, – отрезал Колька, в голове которого стоял перезвон сразу нескольких вечевых колоколов после посольского приёма. – Расскажи по человечески, чего всех переполошила?
- Кто из вас арабский язык знает? – перешла на деловой тон Колбаса. – А хотя бы французский? Ты, Элка, не п…зди! Помню я по академии, какой у тебя французский!
- Я в школе французский учил! – гордо вскинул голову сын Карпат и Кавказа.
- Ты бы, бл…дь, ещё cказал, что в детском саду! – презрительно фыркнула Татьяна.
- У меня пятёрка была! – обиделся экстрасенс.
- Тогда тебя и отправим за бараниной для шашлыков. Бери Генриха и вперёд, по сукам.
- По кому? – удивился Деринг.
- Пришлют, бл…дь, х…й знает кого, а мне с ними еб…ться! – уже по инерции продолжала гавкать Салами. – «Сук» – это по-здешнему «базар». Вот по базарам и пробежитесь. Тем более что ты с Кавказа, в баранине разбираешься.
- Только я, пока Генрих собирается, быстренько на почту сбегаю. Здесь, за углом.
- На х…я? – удивилась Танька.
- У меня друг почтовые штемпели коллекционирует, и я пообещал ему из Туниса письмо прислать. Вот, хочу конвертик купить. Это рядом, за углом.
Колбаса покрутила пальцем у виска и принялась рассказывать Цыпе и Кольке об усадьбе, которую по настоянию Алексеевича она присмотрела неподалёку от жилища ибн Ладома: оттуда будет удобнее проводить операцию. Она разложила на столе, как пасьянс, кучу фотографий усадьбы, включая виды с крыши.
Следует объяснить, что собой представляют тунисские усадьбы. Чаще всего, это квадратное или прямоугольное сооружение, состоящее из, собственно, дома со вспомогательными помещениями, выглядящее снаружи как крепость. Зачастую – без каких-либо окон, глядящих наружу, но с окошками во внутренний дворик. Внутрь этого фортификационного сооружения обычно ведёт узенькая калитка, прорезанная в многометровой глухой стене.
Такая архитектура совершенно оправдана в условиях нестерпимого зноя: почти весь день в дом не светит испепеляющее солнце, а внутренний дворик постоянно находится в тени. Ну, и для обороны, если её, не дай Аллах, придётся держать, очень удобно…
Пока троица рассматривала фотки и план местности, в номер влетел негодующий Чувак. Следом чуть ли не вполз задыхающийся от хохота Алексеевич.
- Что за идиотская страна! – возмущённо заорал с порога Ослан. – Эти придурки, хоть и заявляют, что у них французский язык – второй государственный, совершенно его не понимают! Я зашёл купить конверт, а эта баба, хоть и выглядит как европейка, мне начала какую-то ерунду нести!
- Танька, я сейчас сдохну! – перебил экстрасенса заливающийся от хохота руководитель службы безопасности посольства. – Это чудо ей на почте заявило: «Madame, donnez-moi un convert»!
Беда ошалело глядел то на держащегося за живот Алексеевича, то на катающуюся по столу Колбасу, то на плачущую от хохота Цыпу. Нервно кусающий губы Ослан сначала побледнел, потом покраснел, потом снова побледнел. Наконец, Танька пришла в себя и, сквозь смех спросила:
- А она тебе что ответила?
- Что-то вроде «Жэ вю боку де кон дифферан мэ вэр?» – настороженно произнёс Чувак, уже понимая, что что-то здесь не так, и его слова вызвали новый приступ дикого хохота.
- Придурок! – наконец выдавила из себя Салами. – Ты же её попросил «Мадам, дайте мне зелёный х…й»! По-французски «con» – это х…й, а «vert» – зелёный!
- А эта язва тебе ответила, – подхватил Алексеевич, – «Я видела много х…ёв, но чтоб зелёный?».
Теперь ржали четверо, включая понявшего игру слов Беду. Лишь Ослан, покрывшийся бордовыми пятнами, выкатил глаза:
- Это я нёс такую ерунду??? О, Господи!!!
Чем вызвал очередной приступ истеричного ржания коллег.
Смотреть местонахождение усадьбы ездили на «Ситроене» Алексеевича, в котором работал кондиционер, и спецагентам не пришлось изнывать от жары, как это было во время путешествия из аэропорта. На обратном пути, высадив Колбасу возле рынка, заскочили в посольство за новой порцией информации о происходящем на вилле ибн Ладома, периодически поступающей от Пердюкова, направившего на неё объективы одного из спутников-шпионов.
- А это у вас кто? – спросил Колька, кивнув на сидевшего на корточках в дальнем углу лужайки араба.
- Садовник! – криво ухмыльнулся Алексеевич.
Араб ритмично сводил и разводил руки, мелкими шажками переползая с места на место. В сверкнувшем на солнце металлическом предмете в руках садовника Беда с удивлением узнал канцелярские ножницы.
- Он что, лужайку так стрижёт?
- Ага! Наш придурок Мракович пожлобился на газонокосилку, зато ради понтов нанял садовника. Пытался я ему объяснить, что из такой стрижки уродство получится, но разве же ему докажешь?
Уродство действительно получилось знатное! За три недели, пока араб добрался до дальнего угла лужайки, травка в её начале уже прилично отросла, и теперь газон походил на трибуну стадиона, ступеньками спускаясь от здания посольства к забору.
- Бля-а-а-а! – только и смог выдавить из себя Николай, то ли восхищаясь альтернативной одарённостью посла, то ли сочувствуя дипломатам, вынужденным подчиняться такому руководителю.
Впрочем, голос Жопова встретил их, едва они перешагнули порог дипломатической миссии.
- Я сколько раз говорил, чтобы никто не пользовался моим туалетом! –раздался его высокий, переходящий на визг, крик. – Кто опять насрал в мой унитаз и не смыл за собой?! Пивоваров, Вы знаете, чьё это говно?
- Олег Маркович, я, как потомственный дипломат и выпускник Романо-германского факультета Ленинградского института иностранных языков, не обязан разбираться в сортах говна, – послышался надменный голос Серёжи.
- Вы не знаете?! А я знаю! Это говно Отлазова! Я создам комиссию для выяснения истины! И сам её возглавлю!
Алексеевич сморщился, как от зубной боли, и быстренько увлёк гостей на лестничную площадку, чтобы никто из них не попался на глаза официального представителя российского государства в Тунисе.
- Да он же шизофреник! – возмутилась Элка, шагая по лестнице.
- Зато большой друг министра, – зло фыркнул Алексеевич. – Кстати, я тут вашему Дерингу антибиотиков купил.
- А разве он чем-то болен? – удивилась Цыпа.
- Даже если ещё не болен, то они ему через пару дней обязательно понадобятся. В этом климате есть такое правило: кто не пьёт, тот срёт! А Генрих, насколько я знаю, принципиальный трезвенник. Вот и ждите, что он через пару дней блевать и дристать начнёт.
Внешний вид «мозга отдела» явно говорил, что начальник службы безопасности посольства накаркал: зеленоватый цвет лица и запавшие глаза Генриха наводили на мысль, что интоксикация организма непривычными для жителей России микробами уже началась. Но панические настроения, вспыхнувшие у Цыплаковской и Беды, быстро погасил Ослан, объяснивший, что на его впечатлительного напарника подействовали жестокие реалии местных мясных лавок, где барашков на мясо забивали прямо на глазах покупателя.
Конечно, для того, чтобы мясо на жаре не портилось, полежав на прилавке, это был наиболее рациональный способ, но Деринг, вляпавшийся ногами в лужу свежей крови в первой же лавке, не выдержал такого испытания психики. Он опрометью вылетел наружу, обнял ближайшую урну и долго пугал немедленно налетевших на содержимое его желудка жирных базарных мух. Он даже отказался помогать Чуваку тащить всё-таки приобретённое мясо, бредя шагах в десяти сзади в обнимку с купленной для маринования шашлыков объёмистой кастрюлей.
Поскольку Цыпа с Колькой вернулись ближе к вечеру, Ослан уже замариновал мясо в местном вине, засыпал известными ему специями и предвкушал завтрашнее пиршество на природе, твёрдо решив показать мастер-класс по приготовлению шашлыков во время пикника. И утром первым дело совал под нос кастрюлю с маринованным мясом каждому, кто забегал в его номер.
Не избежал этой участи и Алексеевич, заехавший, чтобы забрать сотрудников МЯУ.
-Шикарное мясо получилось! – сиял от восторга Чувак. – И самое главное – совершенно недорого! Всего два динара за килограмм!
- Подожди! – удивился дипломат. – Баранина столько не стоит! Она, как минимум, в четыре раза дороже. Может, ты не баранину купил?
- Как не баранину?! – возмутился Ослан. – Там было написано: «баранина»!
- Что, по-русски? – съязвила Элка.
- Зачем по-русски? По-французски!
- Точно баранина? Баранина по-французски «анё».
Алексеевич взял листок бумаги и написал на нём слово: «Agneau».
- Ну, да! – уже менее уверенно подтвердил Чувак. – Так и было написано… Только сокращённо…
- Что значит «сокращённо»? –захлопала ресницами Цыпа. – Как это «сокращённо»?
- А вот так! – подхватил ручку Ослан и начертал на листке: «Ane».
- Я так и знал! – загоготал Алексеевич. – Это чудо ослятину купило вместо баранины! Я же говорю: баранины по два динара не бывает! «Ан» – это «осёл» по-французски!
Экстрасенс ошалело хлопал глазами, и Колька не удержался, чтобы не съязвить:
- Что, на родственничков потянуло? И что мы теперь с этой ослятиной делать будем?
- Ну, не выбрасывать же! – философски рассудил Алексеевич. – Сожрём под водку! Надеюсь, не отравимся…
Прибрежный лес неподалёку от Бизерты был излюбленным местом пьянок дипломатов постсоветского пространства. Местные сосны, дающие тенистую прохладу, шум волн и запах моря создавали иллюзию того, что они находятся где-то на побережье Балтики. Да и по захламлённости валежником массив ничуть не отличался от родных лесов.
Выползать на границу пляжа и леса не стали, расположившись метрах в пятидесяти от опушки на небольшой полянке, разведанной ещё в советские времена. А пока валежник перегорал на угли, все, кроме Генриха занялись дегустацией напитков, в изобилии закупленных в дипломатической лавке.
При массе ограничений на спиртное для аборигенов, местные власти не скупились на алкоголь дипломатам, продавая его беспошлинно по таким квотам, выбрать которые даже самым пьющим не удавалось ни разу. Всё это изобилие марок и сортов вместе с горами домашней стряпни оказалось выставленным на два огромных покрывала, расстеленных на травке.
Деринг мужественно терпел два десятка неумолимо напивающихся людей, пока не насытился мастерски приготовленной первой партией шашлыков. Потом он заскучал и пошёл погулять по лесу, прихватив с собой полотенце, чтобы на обратном пути искупаться.
Морской бриз и шум сосен действовали убаюкивающе. И поэтому, когда он набрёл на уютное, закрытую со всех сторон ямку с устланным старой травой дном, бросил на эту траву полотенце и лёг подремать.
Как потом выяснилось, проспал он часа три. Но пробуждение оказалось не самым приятным. Сам того не предполагая, Генрих избрал для сна… кабанье логово. Поэтому, открыв глаза, он обнаружил в пяти шагах от себя разъярённого бесцеремонным вторжением в его владения, приготовившегося к нападению зверя. По вздыбленной на холке щетине и зловеще сверкающим жёлтым клыкам Деринг мгновенно сообразил, что сейчас произойдёт что-то ужасное. Поскольку толком проснуться он ещё не успел, молодой кабан показался ему не просто опасным зверем, а каким-то фантастическим чудовищем. И он, мгновенно подскочив, в одних плавках бросился прочь, вопя от страха.
Топот, сопение и треск ломаемых веток не утихали за спиной до тех пор, пока он не вылетел на полянку с изрядно ужравшейся дипломатической компанией. Не обращая внимания на приветственные пьяные возгласы, Генрих пулей преодолел её наискосок, едва не снеся мангал, и снова углубился в лес. Вылетевшего вслед за ним кабана встретил громкий женский визг и дружный рёв хоть и пьяных, но мужских голосов.
Столь неожиданная звуковая атака произвела на молодую дикую свинью должное впечатление: замерев от испуга на краю поляны, кабан уже через секунду нёсся в обратном направлении не хуже обезумевшего от страха Деринга. Где остановился кабан, известно лишь ему одному. А перепуганный «мозг отдела» мчался через лес ещё минут пять, пока не выскочил на берег рядом с полузатонувшим судном, некогда во время шторма выброшенным на отмель. Именно в нём Генрих увидел своё спасение, в мгновенье ока одолев и отмель, и достаточно высокий проржавевший борт. Ворвавшись в тёмное, пропахшее машинным маслом и ржавчиной машинное отделение, он захлопнул за собой крышку люка и забился в дальний угол, где просидел, дрожа от пережитого ужаса, ещё часа четыре. Когда же он решил выбраться наружу, в кромешной темноте светились только огромные южные звёзды.
Переполох, вызванный погоней кабана за Дерингом, для пьяной компании стал всего лишь развлечением. Все долго ржали то над улепётывавшим товарищем, то над перепуганным хозяином местного леса. Но уже через полчаса и три тоста самые трезвые стали беспокоиться, почему не возвращается «член делегации министерства туризма». Ещё через полчаса, разбившись на группы, компания отправилась прочёсывать лес. Пройдя его насквозь, все вернулись назад, озадаченные мыслью, куда могла подеваться их пропажа. Несколько раз выходили на пляж, но ни у кого даже мысли не возникло, что беглец может затаиться внутри маячившего в нескольких сотнях метров полузатопленного судёнышка.
Уже садилось солнце, и протрезвевший от свалившееся заботы Алексеевич приказал прекратить поиски, опасаясь растерять в надвигающейся темноте оставшихся. Посовещавшись с коллегами, он принял решение возобновить поиски утром и начать их с рыбачьей деревеньки, располагавшейся именно в той стороне, куда умчался Деринг.
Но утренние поиски тоже ничего не дали. Ни в деревушке, ни в лесу Деринг не нашёлся. Со старейшинами деревушки переговорил на родном их диалекте Первый секретарь посольства, в совершенстве владеющий арабским, но старики в один голос отвечали, что никакой полуголый чужестранец в их поселении не появлялся.
- Что делать будем? – поинтересовался у дипломатов Беда.
- Стариков я попросил, чтобы вашего психа доставили в посольство, если объявится, – заверил выпускник Военного института иностранных языков, разговаривавший со старейшинами. – Остаётся ждать…
- А может, в полицию обратиться?
- Думаю, не стоит! – рассудил Алексеевич. – Ты же сам понимаешь, что лишний шум нам не нужен, чтобы местная контрразведка не путалась под ногами. Генка аксакалов выобаял, это у него хорошо получается, так что всё будет хорошо, если твой боец жив.
- Не накаркай! - постучал по ближайшему дереву Николай. – А может такое быть, что старики не знают, что Генрих в деревне?
- Ну, а почему нет? – вмешался Геннадий. – Если он среди ночи припёрся, а его накормили, напоили, спать уложили. Арабы – тоже люди, среди них полно тех, кто поспать допоздна любит. В общем, всё равно ждать нужно, если в лесу его нет. Куда-нибудь да выбредет. Не добрые люди, так полиция поможет. Но без участия контрразведки.
- Тогда будем заканчивать беготню! – подытожил Алексеевич. – Пожрать бы чего-нибудь…
- Так у нас же где-то ослиные шашлыки оставались, – вспомнил Колька.
- Хватился! – заржал переводчик. – Вчера всё подчистую сожрали.
- Да? И какие они хоть на вкус были?
- А хрен его знает! Все так напились, что никто и не помнит. Съедобные, если никто не отравился!
В это время Деринг действительно спал. Но не на мягкой постели в деревне, а на жёстком металлическом полу моторного отделения полузатопленного корабля. Опасаясь опять столкнуться с чудовищем, загнавшим его в ржавую посудину, он так и не решился сойти на берег и проплакал всю ночь над своей горькой судьбинушкой брошенного друзьями в беде, уснув лишь под утро, когда сквозь щели в моторное отделение стали пробиваться серые утренние сумерки.
Его разбудила шумная компания мальчишек, забравшихся на кораблик, чтобы попрыгать с его бортов в воду. Каково же было их удивление, когда из моторного отделения им навстречу выбрел старик (в их понимании) в одних плавках и с диковатым выражением лица. Старик что-то пытался им объяснить, но ни один из мальчишек не понимал не только английского, на котором пытался с ними объясниться Деринг, но даже французского. Не говоря уже про русский. А оживлённая пантомима, при помощи которой новый Робинзон пытался пояснить, что с ним произошло, вызвала у пацанвы бешеный хохот.
Видя тщетность своих попыток установить контакт, Генрих окончательно расстроился и, усевшись на какой-то короб, горько заплакал. Малышня попыталась обсмеять и это, но самый старший сообразил, что у человека действительно какая-то беда, и послал одного из мальчишек куда-то вдоль берега.
Посланник вернулся через полчаса с каким-то парнем лет двадцати. Тот заговорил с Дерингом сначала по-арабски, потом по-французски, но тот только разводил руками. Наконец «переговорщик» перешёл на самый распространённый в мире язык, ломаный английский, и «старик» бешено закивал, показывая, что что-то понимает. Генрих, как мог, рассказал свою историю и, как ни странно, Мустафа, некоторое время промышлявший портовым сутенёром в Тунисе, его понял.
- Пойдём мой дом деревня, – пригласил парень. – Тебя одеваться надо, кушать надо. Кушать хотеть?
- Yes! – подтвердил Генрих.
Мустафа покосился на бледное тело кандидата математических наук и что-то протрещал мальчишкам по-арабски. Те, чуть попрепиравшись, выделили драную футболку, торжественно преподнесённую Генриху.
- Надевать. Солнце горячий, умирать будешь.
В деревню добирались на новеньком японском мотоцикле, купленном Мустафой у ливийских контрабандистов за полцены. Лихо подкатив к дому своей матери, парень гостеприимно проводил Деринга внутрь. Потом что-то приказав матери, спросил:
- Виски хочешь?
- No! – замотал головой бедолага.
- А девочку хочешь?
- No! – принялся махать руками гость.
- Если хочешь, могу найти тебе мальчика.
- No! No! No! – запаниковал Деринг.
- Кого же ты хочешь? – не унимался парень, оседлав привычную тему.
- Хочу русского консула! – выпалил Генрих.
- Хм! – профессионально оценил причуду привередливого клиента портовый сутенёр. – Не думаю, что это получится, но попробовать можно. Правда, это будет очень дорого стоить.
- Мои друзья заплатят. Хочу русского консула или русское посольство!
- Не думал, что ты такой sexy ! – восхитился Мустафа.
- No sex! – не понял комплимента гость. – Хочу иметь русское посольство!
На этом месте их увлекательную беседу прервал новый визитёр, оказавшийся одним из тех стариков, с которыми утром общался Генка. Арабы о чём-то долго и горячо спорили, а потом хозяин заявил Дерингу.
- Сегодня пятница, праздник. Сегодня ты мой гость. Завтра ты гость этот уважаемый человек. Следующий день – гость начальник деревня. Потом русский посольство работать, и он везти тебя Тунис. Хороший человек просил помочь тебе!
Кольку «взяли» очень технично. Он и пикнуть не успел, как рот оказался залеплен куском пластыря, а на голову накинут чёрный полиэтиленовый пакет. Руки, понятное дело, тут же заблокировали и куда-то поволокли. Куда именно, стало понятно через полминуты: его плотно зажали с двух сторон на заднем сиденье машины, немедленно давшей по газам.
Ехали недолго, минут десять. Потом также оперативно пересадили в другую. На этот раз путешествие оказалось немного более длительным, но, судя по шумам снаружи, всё происходило в городе. Наконец автомобиль въехал куда-то, и Беду поволокли внутрь помещения, где втолкнули в какую-то комнату и захлопнули за ним дверь. Почувствовав, что руки свободны, начальник отдела МЯУ, влипший как кур в ощип, первым делом содрал с головы пакет и сорвал со рта пластырь.
Поскольку стоял он лицом к стене, Николай не сразу понял, где он находится. А обернувшись, выдал многоэтажный боцманский матюг в адрес человека, с любопытством взиравшего на него из мягкого кресла.
- Да ладно, Колян, не психуй! – засмеялся тот. – Другие бы вообще пристрелили, чтобы не совал нос, куда не положено. Подумаешь, полчаса с пакетом на башке просидел! Ты попросил встречу организовать, я и организовал, а всё остальное – издержки производства.
- Да пошёл ты в п…зду с таким производством! – отблагодари евнуха Беда.
Глушко огорчённо развёл руками:
- Я бы с удовольствием, да ты же знаешь, что для меня это в далёком прошлом. Успокаивайся, а то хозяин не любит ждать.
ПэХа, влетевший в Элкин номер сквозь закрыты жалюзи на окошке, даже на мгновенье забыл, ради чего он так мчался к Цыпе. Шпионка, только что вышедшая из-под душа, вертелась перед зеркалом, любуясь своими сногсшибательными формами. Конечно, бессовестно пользуясь своей невидимостью и способностью проникать сквозь преграды, он не единожды из хулиганских побуждений подглядывал за Цыплаковской. Но делал он это исключительно от любопытства, пытаясь понять, что же в ней такого нашёл Беда. Ошалел чертёнок из-за того, что Цыпа может заниматься своим телом в то время, когда Колька…
Возмущённый до глубины души, ПэХа подлетел почти под самый нос женщины и принялся на неё орать, забыв, что Цыпа была единственным (за исключением недавно принятого Вовы Иващенко) членом МЯУ, не способным его видеть. Не помог даже чувствительный удар кулачком по лбу, которым нечисть попыталась достучаться до предмета обожания своего хозяина. Элка удивлённо задрала голову, рассматривая, что же свалилось ей прямо на голову с потолка. Разъярённый чертёнок залетел с тыла и отвесил ей увесистый (как ему показалось) пинок в филейную часть. Элка взизгнула и машинально отмахнулась, подумав, что какой-то нахал умудрился подкрасться к ней сзади и таким образом грязно её домогается.
Отлетев в дальний угол комнаты и треснувшись рогами об стену, ПэХа включил мозги, соображая, как же всё-таки донести до Цыпы тревожную новость. Но для начала запустил в Колькину даму сердца тюбиком губной помады, попавшимся под лапку. Цыплаковская мгновенно отреагировала на движение, перехватив летящую косметику.
- Надо же! А я её вчера искала! – вырвалось у неё. – Только кто этот тюбик мне подкинул? Барабашка, что ли, какой-то завёлся. Надо будет Кольку попросить, чтобы осмотрел комнату…
И она тут же принялась мазать неожиданно найденной помадой губы, вызвав новый приступ ярости у «барабашки».
Чертёнок, запустив в эту дуру валявшимся неподалёку тапком, наконец-то сообразил, что делать. Перескочив на Элкин чемодан, он с трудом расстегнул молнию бокового кармана, где у той лежали футляры зю-очков и коммуникатора. Едва он перевёл дух, как на него посыпался град ударов: заметив, где было последнее движение, Цыпа принялась бешено молотить по этому месту подкинутым чертёнком тапком. Уворачиваясь от тапка, ПэХа, метнулся в сторону, но как оказалось, это был не самый удачный ход. Влепившись мохнатой мордочкой в голый Элкин сосок, он отрикошетил, колобком прокатился по её животу и… запутался рожками в лобковых волосах.
Нужно было слышать панический визг Цыплаковской, с которым она стряхивала с себя нечто, посмевшее посягнуть на её самое сокровенное!
Пока Цыпа паниковала, чёртик таки добрался до футляра с зю-очками, который оказался тяжеловат для него, но ради спасения друга он всё-таки выволок очки из чемодана и, надрываясь, поволок их на прикроватную тумбочку. Элка, готовая к отражению новой угрозы, с тапком в руке замерла в позе ожидающего подачи мяча теннисиста, напряжённо наблюдая за медленно плывущим по воздуху прибором. Но очки не бросились на неё, а плавно опустились на тумбочку. Раскрылся один заушник, потом второй, и готовые к применению очки чуть сдвинулись в её сторону. Через пару секунд снова сдвинулись, но она не реагировала. Потом очки приветственно помахали ей заушниками и снова шевельнулись. Наконец-то да Цыпы дошло, что кто-то или что-то предлагает ей воспользоваться устройством, и она, держа тапок наготове, осторожно приблизилась к тумбочке, схватила зю-очки и отскочила назад.
- Так это ты всё вытворял?! – взревела Эллада-Лютеция, рассмотрев через очки устало свесившего лапки с края тумбочки чертёнка. – Ах ты поганец! Я тебе покажу, нахал, как меня за грудь и между ног лапать!
Вторая серия охоты на нечистую силу продолжалась минут десять, пока Элка не устала махать тапком и не плюхнулась на край своей кровати. Тут-то и пришло время чертёнка, для начала продемонстрировавшего жестами и мимикой, какая Элка идиотка. И лишь потом он принялся, как мог, изображать, что Кольку похитили. Но Цыпа бестолково хлопала глазами, так и не понимая, что от неё хочет ПэХа. В конце концов, нечисть не выдержала, ткнула пальцем в сторону Цыплаковской и выразительно постучала кулачком между рожками. Потом принялась поочерёдно тыкать пальцами то себе в уши, то в сторону чемодана, то в сторону Элки.
С пятой попытки до Цыпы дошло, и она, не выпуская тапочка из рук, вытащила наушники коммуникатора, предназначенного для преобразования речи зю-объектов в звуковые колебания, доступные человеческому уху.
- Дула! – было первым словом, которое она услышала в наушников. – И как только Колька мог в такую дулу влюбица! Я узе полцяса пытаюсь добица, цтобы она меня выслусала, а она меня за это бьёт!
- И буду бить, если будешь лапы распускать, как твой Колька! Ему по морде уже прилетало за то, что он меня за грудь пытался хватать. А тебя вообще прибью, скотина зеленомордая! Надо же было так охаметь, что между ног вздумал лапать! Урод!
- Идиотка! Нузны-то мне твои плелести! Вы, зенссины, мне глубоко плотивны!
- Голубой, что ли? – удивилась Элка. – А на вид – так зелёный…
- Дула! Дула! Дула! – орал оскорблённый до глубины души ПэХа. – Ты – мелская лозовая лысая дула! Я не извлассенец какой-то, стобы дазе пледполозить, сто ты мне мозесь нлавиться, как половой палтнёл! Дула! У нас целезе… целзвы… цлезвыцяйное плоисествие, а она всякую фигню несёт, будто я к ней плистаю! У нас Беду уклали!
- Кто Беду украл? – опешила Цыпа. – Когда?
- Полцяса назад! Какие-то теллолисты! И я все полцяса пытаюсь тебе лассказать пло это, а ты…
Ещё минут пять ушло, чтобы выудить из сбивчивого рассказа чертёнка все необходимые подробности.
- Номер машины хоть запомнил? – поинтересовалась Элка.
- У меня память фотоглафицеская! – похвастался ПэХа, подхватил карандаш для обводки губ и принялся что-то чертить на упаковке от гигиенических прокладок, выуженной из ящика тумбочки.
Воспользовавшись моментом, женщина решила всё-таки одеться перед тем, как поднимать на ноги Чувака и Алексеевича.
- Отвернись! – скомандовала она нечисти, собираясь надеть трусики. –Будешь подсматривать – по рогам получишь!
- Оцень-то надо! – огрызнулся чертёнок. – А если ты будес длаться, я всё Кольке лассказу пло твои сламы от подтязек на глуди!
- Ах ты, подлец! – взбесилась Цыпа и швырнула в зеленомордого лифчиком, который уже собиралась надевать на себя.
Чашечка бюстгальтера точно накрыла голову чертёнка, и он, пытаясь сбежать, запутался в бретельках, комично дрыгая лапками. Элка захохотала от этой картины, аккуратно распутала беса и пригрозила ему пальцем:
- Не хами! Ты номер написал?
Взглянув на пять или шесть перечёркнутых сложных загогулин, которыми ПэХа пытался передать арабскую вязь автомобильного номера, Цыпа поняла, что номера машины, увёзшей начальника отдела, они тоже не знают…
Несмотря на кодовое слово, означавшее, что помощь требуется немедленно, Алексеевич явился в гостиницу лишь спустя час после Элкиного звонка. И застал Цыпу с Чуваком сидящими в лёгких наушниках с какой-то коробочкой, укреплённой на ободке. А Цыпа вдобавок нацепила на себя массивные очки с парой миниатюрных камер вместо стёкол. Подобной техники начальник службы безопасности посольства не видел ни в лабораториях ФСБ, ни в фильмах о новейших американских разработках.
- Понятно! Маскарад снять и бегом в мою машину, – скомандовал эсбэшник, потыкав пальцем себе в ухо и обведя им стены комнаты. – В посольстве разберёмся.
- Тебя это тоже касается! – сообщила куда-то в пространство Цыплаковская и, выдержав паузу, добавила. – А я говорю: поедешь!
Единственным вопросом, который задал Элке после доклада Алексеевич, был: «Откуда это всё известно?». Ослан уже открыл рот, но Элка его опередила.
- Эта информация составляет государственную тайну, и мы не имеем права разглашать её без санкции директора ФСБ.
- Цыплаковская, твою мать! Тебе выполнить задание нужно или его сорвать? Разрешение я получу, не сомневайся, но на это уйдёт часа четыре, так как полковник Пердюков сейчас находится вне зоны досягаемости средств связи, инспектируя секретные объекты в отдалённых районах России. Плюс полтора часа с момента, как ты утверждаешь, похищения Беды. Ты понимаешь, что через четыре часа может уже быть поздно?
Повисшую паузу прервал Чувак:
- Наденьте вот эти очки и посмотрите на свой сейф.
Алексеевич удивлённо глянул в указанном направлении сначала без очков, а потом в очках. Посидев секунд десять с прибором на носу, он снял его и принялся задумчиво барабанить пальцами по столу.
- А наушники, я так понимаю, нужны, чтобы слышать его голос…
- Да, – подтвердил экстрасенс.
- А ты тоже можешь без очков его видеть? – поинтересовался у Ослана эсбэшник.
У Чувака от удивления поднялись брови.
- Вообще-то видят зю-объекты, очень немногие, и для этого нужны особые условия. Либо экстрасенсорные способности, как у меня, либо необратимые изменения мозга, как у Деринга, либо, как у Беды, изменённое состояние сознания, вызванное… ну, в общем…
- Чрезмерным потреблением алкоголя, – пришла на помощь товарищу Цыпа.
- Добавьте к этому списку ожог сетчатки глаза вспышкой светошумовой гранаты, – признался Алексеевич. – Спасибо, что просветили, а то я уже начал подумывать, что пора психиатру сдаваться и со службы уходить… А чтобы задавать ему вопросы, никакой аппаратуры не надо?
Выслушав ответ, Алексеевич нацепил наушники и скомандовал понуро сидящему на уголке сейфа чертёнку:
- Ну, давай, рассказывай!
ПэХа встрепенулся, глянул сначала на Цыпу, потом на Ослана и затараторил:
- Я вылазаю своё глубокое возмуссение антидемоклатицеским плоизволом, тволимым этими… пособниками милового теллолизма! Их антицеловецеские, лазбойные действия, наплавленные на создание атмосфелы тотального стлаха, запугивание пеледовых пледставителей глазданского обссества плеследуют цель достизения милового господства путём плименения глубой силы. Налусение основополагаюссих плав целовека, пленеблезение обсецеловецескими ценностями, поплание свободы лицности – вот плеступные методы этих поболников тилании! Похитив ни в цём не повинного Николая Беду, они надеялись сломить насу волю к соплотивлению. Но мы не позволим им безнаказанно надлуги… надлуга… надлуго… В обсем, издеваться над самым святым, сто у нас есть: над свободой! Плаведный гнев неплеменно падёт на головы этих дусытелей и муцителей. Одним словом, похитителей!
- Охренеть! – только и смог выдавить из себя впавший в прострацию Алексеевич, а увлёкшийся чертёнок продолжал нести подобную ахинею, пока резкий зуммер переговорного устройства не вывел эсбэшника из ступора.
- Мозно плодолзать? – поинтересовалась нечисть, прервавшаяся на время, пока его слушатель о чём-то говорит с охраной по-французски.
- Чуть позже! – поспешно ответил особист, быстренько содрал наушники и ошалело вытер выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. По нему было видно, что монолог чертёнка произвёл на него неизгладимое впечатление, и Цыпа с Чуваком тактично молчали, позволяя Алексеевичу прийти в себя.
- Заходи! – скомандовал Алексеевич в ответ на стук в дверь.
- Коленька!!! – взвизгнула Цыпа и одним прыжком оказалась на пороге, повисая на шее у вошедшего Беды.
Несмотря на бурные протесты Цыпы, Алексеевич выпроводил их с Осланом из кабинета, прежде чем начал разборки с Колькой. Несмотря на скептицизм особиста, Беда полностью подтвердил информацию о своём похищении, уточнив только, кто и для чего его похитил, а также рассказав о своих договорённостях с Ибн Ладомом, чего совершенно не нужно было знать Элке.
В этот момент зазвонил телефон, и Алексеевич прижал палец к губам. Поскольку разговор проходил по-французски, Беда не понял ни слова, но по беззаботному тону эсбэшника понял, что тот безбожно врёт кому-то. В конце концов, он громко расхохотался, что-то прощебетал и протянул трубку Кольке:
- Поговори со своим знакомым «директором туристической фирмы», так опекавшим тебя на приёме.
Николай скривился, но телефон взял.
- На проводе!
- Что значит «на проводе»? – удивился начальник контрразведки.
- Извините. Я не хотел поставить Вас в неудобное положение. Это устойчивое образное выражение в России при разговоре по телефону означает «я взял трубку и готов Вас слушать».
Контрразведчик натужно засмеялся, но быстро собрался и спросил:
- У Вас всё в порядке, господин Беда?
- Конечно! Разве со мной что-то может случиться в вашей прекрасной стране?
- Ну, да. Ну, да! Просто до меня дошли какие-то непонятные слухи, будто у Вас были какие-то неприятности…
- Что Вы! Как я убедился за то время, пока нахожусь в Тунисе, максимум, что угрожает иностранцу в вашем государстве, это солнечный удар. Пятьдесят градусов по Цельсию, это, знаете ли, тяжело после наших тридцати!
- Я очень рад, что у Вас всё в порядке! – заверил собеседник и попрощался.
Алексеевич почесал тыковку и подытожил:
- Как я и предполагал, слушают ваши номера по полной программе. Поэтому сегодня же перебираетесь в тот дом, что нашла Колбаса. Ребята его проверили: никаких «жучков» в нём нет. Как мне сообщили из «конторы», американская операция начнётся в ближайшие три-четыре дня. Когда, говоришь, с Ибн Ладомом встречаешься? Завтра?
- А что?
- Да Элку на это время надо будет куда-нибудь сплавить, чтобы ничего не заподозрила…
Резидент назначил Цыпе встречу в ресторане шикарного загородного гостиничного комплекса. Они с Колбасой уехали туда на такси: Танька в хлам разругалась с мужем, и теперь изливала подруге свои обиды за бокалом французского коньяка.
- Как он задрал со своими родственниками! Как только появляется свободное время – сразу стоны: «надо проведать родителей»! Будто никто другой из семи братьев и четырёх сестёр их проведать не может! А припрёмся туда, они закроются в своей тюрьме и начинают жрать. Это у них называется «праздник»: забиться в четыре стены, жрать и п…здеть, п…здеть и жрать! Так хоть бы о чём интересном говорили, а то все разговоры о том, здоровы ли родственники! «А Мухаммед лябез? Лябез. А Фатима лябез? Лябез. А папа Фатимы лябез? Лябез. А мама Фатимы лябез? Лябез. А брат лябез? Лябез. А второй брат лябез? Лябез. А х…й лябез?». Сколько его звала: давай сходим на дискотеку. Ни х…я! «В нашем возрасте это неприлично». Один-единственный раз вытащила его на пляж, так он нацепил на себя трусы по колено: боится, как бы кто-нибудь его х…й не сглазил! Сколько я с ним воевала, чтобы он носил нормальные, европейские плавки! Уломала всё-таки. Поехали к родственникам, а он опять в свои кальсоны «здравствуй, пенсия» нарядился! Такой скандал закатил! «Не позорь, говорит, меня перед родственниками»! Как будто кто-то там с него штаны снимать собирается!
Подруги уже досиживали в ресторане третий час, а резидент всё не появлялся. Закончилась одна бутылка коньяка, за ней вторая. Негр-официант притащил третью, но и она быстро опустела.
- Слушай, может, у него машина сломалась? – предположила Элка. – Как ты думаешь, ждать дальше или ну его на х…й?
- Ждать! – пьяно рассудила Татьяна. – Только не в кабаке, а то сейчас у арабов начнутся всякие поползновения. Тебе-то по херу, а мой потом начнёт с кинжалом за ними бегать.
- А тебе разве не по херу? Ты же говорила, что разводишься с ним и уезжаешь в Ростов.
- Развожусь! – икнула Колбаса. – И уезжаю! Но эти уроды сейчас начнут заё…ывать предложениями пойти к ним в номер. А если резидент появится, когда мы трахаться с ними уйдём? Давай лучше возьмём ещё бутылку, снимем номер, и выжрем её в номере без этих кобелей.
- Давай! – согласилась Цыпа, и, рассчитавшись с официантом, подруги на автопилоте поплыли к стойке администратора гостиницы.
Салами по-французски объяснила, что мадам ждёт знакомого, поэтому хочет снять номер на ночь. Девушка-администратор расплылась в улыбке и достала бланк гостевой карты.
- Мадам резидент? – спросила она, имея в виду налоговый статус Цыпы в Тунисе.
- Нет, я его заместитель, – неизвестно зачем решила понтануться Элка.
У мгновенно протрезвевшей Колбасы от неожиданности вылезли глаза на лоб.
- Закрой рот, дура! – прошипела она по-русски. – Сама спалишься, и меня подставишь!
В этот момент зазвонил телефон Цыплаковской, а следом заверещал Танькин мобильник, и обеим пришлось отойти от стойки. Элке звонил Алексеевич, чтобы извиниться за резидента, который завис в Алжире из-за какого-то очередного нападения исламистов на тамошний райцентр и предал всю информацию Алексеевичу. А Колбаса, срываясь на визг, что-то долго орала в трубку на дикой смеси арабского, французского и русского, потом захлопнула крышку телефона и утвердительно мотнула головой.
- Всё! Гостиница отменяется!
- А что случилось?
- Мой козёл едет сюда, чтобы забрать нас домой! «Неприлично замужней женщине ночевать в гостинице без мужа». А следить за женой прилично?! А нотации ей читать по каждому поводу прилично?! Только пусть здесь появится, я ему, бл…дь, живо все правила приличия объясню! Куда только его волосёшки полетят!
Правда, драки не получилось. Приехавший за дамами спокойный, как удав, Асад принялся уговаривать беснующуюся Таньку всё-таки успокоиться, подумать о детях и вернуться, и та минут через десять сдалась, не преминув заявить, что Асад должен за это благодарить Элладу-Лютецию.
Цыплаковской определили комнату по соседству со спальней хозяев, и она, хоть и была пьяной в зюзьку, всю ночь почти не сомкнула глаз, слушая за стеной страстные вопли Колбасы, бурно «налаживающей отношения» с мужем. Наутро возле дверей в туалет Цыпа столкнулась с томно-блаженной Танькой, плывущей на кухню.
- Как спалось? – промурлыкала Колбаса.
- Уснёшь с вами! – недовольно буркнула Элка. – Ты так орала, что на противоположном конце Туниса, наверное, слышно было. Ты-то довольная сегодня ходишь, а мне – хоть на стены лезь!
За утренним кофе Колбаса сообщила, что они с Асадом сегодня всё-таки едут к его родственникам.
- А ты, подруга, вместо того, чтобы психовать на нас, взяла бы, да и ухайдокала какого-нибудь мужика. Ну, хоть Беду своего, что ли. Дом я тебе оставлю, сходи на базар, приготовь ему романтический ужин, купи хорошего белого вина. А чтобы эффект сильнее был, что-нибудь из морепродуктов приготовь. Ты хоть знаешь, что он любит?
- Пельмени со свининой! – презрительно фыркнула Цыпа.
- Ну, со свининой не получится: сама знаешь, как мусульмане к ней относятся. Но кабанятину жрут за милую душу! На базаре купить – не проблема. Только смотри, чтобы либо молодой кабанчик-девственник был, либо свинка.
- Это ещё зачем?
- Да просто у кабанов, которые свинку уже пробовали, мясо вонючее…