Во-первых, не про тебя, глупенькую. Поскольку специально расспрашивал тебя, не совпадает ли твоё имя с именем персонажа, чтобы было поменьше совпадений. Твоего там - только дифирамбы "доброму и щедрому" Назгулу.
Во-вторых, персонаж, прототипом которого ты стала, вполне себе положительный, вызывающий симпатии. И история сего персонажа вымышлена от начала и до конца.
► Показать
В здание СГБ, которое мы брали с боем вчера утром, я ехал уже без швов на ране, хотя повязку мне ещё на всякий случай оставили.
- Как спалось? – ехидно улыбнулась мне медсестричка, менявшая повязку. И наклонилась чуть ниже, чем было необходимо, сверкнув при этом матовой кожей своей впадинки между грудями.
- Могли бы вечером подъехать, чтобы проконтролировать крепко ли я сплю! – отбил я выпад с деланным равнодушием.
- Вы же не сказали, где вас искать!
- Не вопрос! Гостиницу «Орлёнок» знаете? Номер двести четыре. Не получилось вчера проверить, приезжайте сегодня! Я живу один, хоть всю ночь контролируйте!
- Я подумаю! – изобразила из себя скромницу девица.
- Людка, шалава! – фыркнул хирург, записывающий что-то в свой журнал. – Хватит над человеком издеваться! Как будто не знаешь, как сыворотка действует!
- Ой, Тариэл Ваганович! Вас послушать, так я должна чадру носить, глаз на мужчин не поднимать и молчать, как глухонемая. А может, мне интересно узнать, как можно больше, пока молодая?
- Интересно ей! – буркнул доктор. – Лишь бы подразниться!
- Я подумаю! – еле слышно промурлыкала мне сестричка на прощание, покосившись на мои руки, сложенные как у футболиста, ждущего штрафного удара по своим воротами.
Вот зараза!
....
Посидеть в покое не получилось. Чутьё какое-то сработало, и я, мгновенно выхватив АПБ, перекатился по кровати, целясь в сторону чуть колыхнувшейся шторы. Штора длинная, почти до пола. Почти.
- Может, всё-таки прекрасная Золушка явит мне не только хрустальные туфельки, но и своё личико?
- Боитесь, что часы вот-вот пробьют полночь, и вы не успеете полюбоваться бальным платьем, в которое добрая фея превратила наряд замарашки? Правильно делаете, что боитесь! Вечер я себе устроила действительно просто незабываемый, поэтому ухожу! Счастливо оставаться со своими… побочными эффектами!
Я расхохотался, убирая пистолет и поднимаясь с кровати, а разъярённая Людмила чуть не задохнулась от ярости.
- Ах, он ещё и смеётся! Да ты же… Да ты же последний подонок! Я к тебе, от чистого сердца, а ты… Негодяй!
Девичьи кулачки гулко заколотили мне по груди. Я перехватил её руки, и она безуспешно попыталась вырваться.
- Бутерброды с колбасой и сыром будешь?
- С какой ещё колбасой?! Отпусти!
- С «докторской». И сыром «Костромской». А ещё пива пара бутылок есть. Ты же, поди, с голоду помираешь?
Такая проза жизни окончательно вышибла медсестру, и она, прекратив вырываться, уже спокойно попросила:
- Отпусти. У тебя же лапищи, как из железа! У меня синяки будут…
- Тогда пошли на кухню. Торопиться тебе всё равно некогда: уже ни автобусы, ни троллейбусы не ходят. А отпустить тебя натощак мне совесть не позволяет: ты ж всё-таки гостья.
Кухня, не кухня, а комнатка с диваном, столом и тумбочкой, на которой стоит электрочайник и электрокофеварка.
- Совесть не позволяет! А она у тебя есть? Наплёл бедной девушке с три короба, наобещал золотые горы, а сам шляется где-то полночи, пока она его ждёт!
Хм… Женская логика – это что-то с чем-то! Ну, да ладно! Первое, что обязан сделать мужчина, когда спорит с женщиной, – извиниться. Даже если его вины ни в чём нет.
- Извини. Ну, не мог я раньше вырваться из Верховного Совета.
Нет, не хотел бы я себе такую жену, как Людмила! Потому что отреагировала она мгновенно:
- А что это ты там делал столько времени?
И руки, как положено, в таких сценах, упёрлись в бока. Мол, наплевать мне, на каком глазу у тебя тюбетейка.
- Да три часа, как идиот, торчал на трибуне и отвечал на вопросы ваших депутатов. Тебе масло на хлеб мазать, или ты фигуру бережёшь?
- Мазать! Блин, ну кто так делает?! Дай, я сама хлеб порежу! Ничего вам, мужикам, нельзя доверить! Ни вовремя домой вернуться, ни продуктов купить, ни бутерброды приготовить! Надеюсь, хоть кофе-то не испортишь?
А ничего, боевая девица! Не дай бог ей в мужья какой-нибудь тюфяк попадётся: затюкает в течение первой же недели совместной жизни!
- А тебе не поздно для кофе? Не уснёшь ведь! Может, пивом обойдёмся?
- Это ты мне намекаешь, что собрался меня в постель затащить? Обойдёшься! Я к тебе совсем не для этого пришла!
Девочка, сказки будешь рассказывать своим сверстникам! А у меня, в отличие от них, кроме мужских органов, ещё и мозги имеются. Как там говорится? Если раздевая женщину, ты видишь, что её лифчик и плавки одного цвета, то вовсе не факт, что решение заняться сексом принимал ты. Гостью свою я, правда, ещё не раздевал, но декольте у неё такое, что бюстгальтер время от времени в нём мелькает. Как и резинка трусиков из-под пояса юбки, когда она над столом наклоняется.
- Это я намекаю, на то, что завтра Тариэл Ваганович тебя целый день пилить будет, если невыспавшаяся на работу явишься. А одну тебя ночью шарахаться по городу я не отпущу.
- И что за мужики пошли? Даже девушку до дома проводить не могут! Чего стоишь-то? Ещё один побочный эффект, что ли? Садись жрать! И пива своего налей! Ладно уж, выпью с тобой, хоть ты этого и не заслужил!
Девчонка, похоже, действительно голоднющая была: я едва успел прожевать один бутерброд, как она смела остальные три.
- Ой, я же тебе ничего не оставила!
- Успокойся, я успел поужинать. Главное – ты теперь с голоду не помрёшь. Ещё по пиву?
Не дожидаясь ответа, я откупорил бутылку и разлил напиток по стаканам. Классическим «гранчакам», которые в России уже стали редкостью.
- Спаиваешь?
- Ага! Решил споить тебя целыми двумя стаканами пива, после чего воспользоваться твоим беспомощным положением и грязно над тобой надругаться! Меня оправдают, у меня побочный эффект!
Девушка покатилась от хохота.
- А ты, оказывается юморист!
- Так зачем ты всё-таки ты ко мне пришла?
- Да уж не для того, чтобы к тебе в постель забраться, как твои дружки решили! – она замолчала, а потом, тяжело вздохнув, призналась. – Мне просто некуда было идти. Вспомнила, где ты живёшь, и хотела у тебя немного посидеть, поговорить с посторонним человеком, которому ни я ничем не обязана, ни он мне ничем не обязан. Я просто думала, что меня к тебе не пускают, потому что ты весь из себя такой секретный: документы у тебя требовать запретили, охранники тебя до дверей кабинета сопровождают. Я тебе никто, ты для меня – тоже никто, человек с другой планеты. Вон, в Верховном Совете выступаешь!
- А может, я тебе соврал про Верховный Совет?
- Не соврал! Я, чтобы не скучно было сидеть взаперти, радио потихонечку включила, а тут ты выступаешь. Послушала немножко…
- Как же ты в номер умудрилась попасть?
- А я прошмыгнула, когда горничная номер проветривала! Она не заметила и меня закрыла на ключ. Пришлось тебя дожидаться. Думала, ты придёшь, я чуть-чуть подурачусь над тобой, а потом пойду мириться… Только видишь, что получилось? Даже не знаю теперь, что мне делать.
От уверенной в себе стервы не осталось и следа, и передо мной сидела расстроенная, растерянная, едва не плачущая девчушка.
- С кем мириться-то? С мужем, что ли?
- Тоже мне скажешь! Да у меня и парня-то никогда не было!
- Ну, потому, как ты меня с моим «побочным эффектом» подкалывала, вовсе не скажешь, что тебе не известно, чем мужчины с женщинами по ночам занимаются!
- Ты не забывай, что у меня медицинская специальность! И это всё я знаю. Хоть чисто теоретически, но знаю.
Теоретик, мля! Хотя… На внешний вид по возрасту – как раз только-только на медсестру выучилась.
- Я с отчимом поссорилась, - пояснила Людмила, отхлёбывая из стакана. – Ты не подумай, он нормальный человек: добрый и щедрый. Этот костюм он мне подарил. Я его в магазине увидела, примерила, но денег с собой не хватало, чтобы купить, а дядя Вова просто взял и заплатил за меня. Сказал, что это его подарок.
- А поссорились тогда из-за чего?
- Он меня замуж хочет выдать. Уже даже жениха нашёл. Только этот жених мне не нравится. Знаешь, этакий липкий бледный слизняк. Как представлю себе, что такой мне будет везде лезть – брррр!!! Из всех достоинств только то, что он, как дядя Вова говорит, типичный представитель нордической расы.
- Чего???
- Нордической расы. Ну, жители Северной Европы – светлые волосы, голубые глаза, длинное лицо… Это у отчима пунктик такой: он считает, что представители белой расы должны заключать браки только с представителями белой расы. А меня тошнит от этого жениха!
- Ты ему об этом говорила?
- Говорила…
- И что?
- Он такой человек, что считает, что он всегда прав. Что он не может быть не прав, потому что он – глава семьи, а если кто-то осмеливается ему противиться, то это подрывает его авторитет и разрушает основы семьи. То есть мы все – я, мама, младший братишка – обязаны ему во всём подчиняться.
- А матери говорила, что ты не хочешь за этого парня замуж?
- Да какой он парень? У других в его возрасте дети – мои ровесники, а этот всё искал достойную себя пару! Отчим наплёл ему что-то про сохранение белой расы, вот они и сговорились. А мама… А что мама может сделать? Дядя Вова убедил её в том, что если бы не он, то она так бы всю жизнь и мыкалась одна с «хвостом» на руках. Мол, он её на улице с ребёнком подобрал, осчастливил, дал ей и мне шанс стать людьми. Он моложе мамы на несколько лет, дом достраивает в очень престижном месте, машина у него есть. А мы с мамой действительно небогато жили, когда от нас отец ушёл. И тут появился он, весь такой уверенный в своей правоте, гордящийся тем, что его мать – чистокровная немка, не то, что мы, какие-то там русские. Он так и говорит, что его немецкая половина крови – лучшая в нём!
- Слушай, он что, фашист, что ли?!
- Ну, ты тоже скажешь! Фашисты не такие! А он – добрый! Он просто говорит, что ему всегда нравились идеалы национал-социалистов!
- Люда, нацисты, как называли германских фашистов при Гитлере, это сокращённое национал-социалисты! – охренел я от такого поворота.
- Да что ты несёшь? Фашисты – изверги, они евреев убивали, а всякие там кавказцы, узбеки, татары у них в армии служили. А дядя Вова про евреев вообще никогда не вспоминает, а кавказцев и прочих нерусских терпеть не может. Он меня постоянно грызёт за то, что я с этим, как он говорит, цунарефом Тариэлом Вагановичем работаю. А ты не знаешь, что такое «цунареф»?
- Знаю. Так обычно фашисты презрительно называют тех, кто не принадлежит к белой расе. Или имеет ярко выраженные примеси других рас.
- Не смей его называть фашистом! Он добрый! И очень работящий. После того, как его из милиции уволили, за любую работу хватается, за любую подработку. Даже продукты в гастрономе не стесняется разгружать.
- А за что его уволили из милиции?
- Не знаю, отчим не рассказывал. Он как-то говорил про то, что его милицейские опера уважают. Соседи всякое болтают, но я не верю ни про взятки, ни про то, что он над арестованными измывался. Понимаешь, он не настолько сильный, чтобы мог кого-нибудь избить. Он в детстве в Новосибирске жил. Как его мать рассказывала, рос слабым, мальчишки его обижали. Им из-за этого даже пришлось уехать в другой город. А потом всю семью под предлогом переселения в Германию по вызову родственников переправили сюда, в этот мир.
Эх, девочка! Как раз из вот таких, в детстве битых сверстниками задохликов, самые большие подонки и садисты и вырастают! Это кстати, прекрасно объясняет и его приверженность нацистским взглядам: подобные Людмилиному отчиму типы, которых в детстве шпыняли все, кому не лень, стремятся доказать себе и окружающим, что они выше их всех лишь по факту своего рождения. Родился в белой семье, и ты уже имеешь право считать себя сверхчеловеком. Родился немцем, русским, поляком, западным украинцем, и ты уже богоносец, истинный ариец, высшая раса, призванная доминировать над всяческими «пся крев», «цунарефами», «унтерменьшами».
Вспомнилась и история про украинского фюрера Степана Бандеру, рассказанная Наташей, когда мы в Порто-Франко регулярно общались с бывшими унсовцами Онищенко и Чивилёвым. Юный Степан носил в детстве кличку «Баба», а умер с документами, где значилась фамилия Попель, что значит «Сопля». Всегда отличался хилым телосложением и к зрелому возрасту едва перерос 150 сантиметров, но «закалял волю» тем, что в юности на спор со сверстниками голыми руками душил кошек. И в воспоминаниях родственников фигурировал, как добрый и щедрый, хотя по его приказам были зверски – зверски реально, а не фигурально! – уничтожены пара сотен тысяч поляков, евреев, русских, цыган и даже украинцев. Как он там говорил, дай бог вспомнить? «Поздно говорить об украинских массах, мы их плохо воспитали, мало убивали, мало вешали!» Добрейшей души человек, бл*дь! Да и известного палача Освенцима доктора Менгеле близкие считали добрым, интеллигентным человеком. Как и многих других нацистских преступников.
- Что теперь будет после того, как я ночевать не пришла, я даже не представляю!
- Боишься, что побьёт? – нахмурился я.
- Вряд ли. Меня он никогда даже пальцем не тронул. Я же говорю – он добрый. Как-нибудь по-другому накажет. Или маму заставит меня наказать. Мама его любит и сделает всё, что он прикажет.
Мне активно не нравился этот нацист, делающий гадости чужими руками!
- Слушай, а ты не знаешь, кто такой Назгул?
- Как тебе объяснить?.. Во время Второй Мировой войны был такой английский писатель по фамилии Толкин. Он написал несколько книжек про войну людей, эльфов, гномов и маленьких человечков, называвшихся хоббитами, с некими тёмными силами. Говорят, что он так иносказательно описал войну с Гитлером. И на стороне тёмных сил билась нечисть, называемая назгулами. Это бывшие человеческие короли, которые после смерти превратились в неуязвимых зомби. Знаешь, кто такие зомби?
- Да. Воскресшие мертвецы, - уверенно кивнула головой гостья.
- Вот эти двенадцать назгулов, воскресших мертвецов, и были самым страшным, безжалостным, непобедимым отрядом тёмных сил. Уничтожить такого назгула могла только невинная девушка. Но почти все они погибли после того, как в огромном вулкане было уничтожено магическое Кольцо Всевластия. Лишь предводителя назгулов убила прекрасная принцесса из страны конников. А почему ты об этом спрашиваешь?
Люда молчала, о чём-то сосредоточенно думая.
- Нет, всё равно не верю!
- Во что не веришь?
- Да ты наговорил тут всякого! Нацисты, Гитлер, «белая раса», непобедимые зомби-короли, тёмные силы… Даже если он и считает себя настоящим назгулом, не может он быть плохим!
- Кто?
- Кто, кто! Дядя Вова!
- А Люцифером или Вельзевулом он себя, случайно, не называет?
- Да ну тебя! Я лучше спать пойду! А ты – не вздумай ко мне лезть! Я поклялась, что первым моим мужчиной будет тот, в которого я влюблюсь и за которого выйду замуж!
Господи, какой она всё-таки ребёнок!
- Ты, конечно, хороший, но влюбляться в тебя и замуж за тебя выходить я не собираюсь.
- Да если бы и собралась, ничего бы у тебя не получилось!
- Это ещё почему?
Судя по кулачкам, упёртым в бока, опять в ней дух противоречия проснулся.
- Потому что я уже женат, и в ближайшие день-два ко мне приедет моя жена.
- А ты меня с ней познакомишь?
- Да не вопрос! Только как я тебя ей представлю? «Дорогая, вот с этой девушкой я спал в одном номере, пока ты была далеко от меня, а я мучился от побочного эффекта сыворотки для ускоренной регенерации тканей!»
- Дурак! Придумаешь что-нибудь! Ты же умный! Я сплю на большой кровати, а ты здесь на диванчике!
- Так, значит, ты заботишься о раненом?
- Ой, тоже мне раненый! Я тебе гарантирую, что Тариэл Ваганович сегодня же снимет твою повязку. И не вздумай проспать: мне к семи в госпиталь!
...
Припёрлись они ко мне ни свет, ни заря. И, ясен пень, уставились на Людку, уминающую остатки колбасы за утренним кофе. Той долго рассказывать не надо, какие у охранников мысли в голове родились при виде такой идиллии. Смутилась, покраснела…
- В общем так, мужики. Кто хоть слово пошлое вякнет, сам пристрелю! Она ко мне девственницей пришла, девственницей и уходит! Проблемы у человечка, помочь нужно было. А вовсе не то, о чём вы думаете. Беги, Люда, а то Тариэл Ваганович на тебя собак за опоздание спустит.
Медсестру не пришлось уговаривать, и спустя минуту от неё и след простыл.
...
Как Людмила и обещала, доктор снял с меня повязку, посоветовав ещё несколько дней поберечь фантастически быстро заживающую рану.
- Тариэл Ваганович, а чего это у вас Людмила какая-то смурная сегодня? – уловил я момент, когда медсестра на минутку вышла из кабинета. – Глаза красные, как будто плакала…
- Какие-то семейные неприятности. С утра её мать приходила, о чём-то они поговорили, и вот…
- Хм… А вы не очень обидитесь, если я её у вас минут на десять-пятнадцать похищу?
- Молодой человек, вы бы не питали надежд на эту девушку! Она ещё совсем ребёнок, а вы взрослый мужчина...
- К тому же – женатый, Тариэл Ваганович! И безумно люблю свою жену, которая, я надеюсь, скоро подарит мне ребёнка! А Людмила мне самому, как младшая сестрёнка. Так не обидитесь?
- Валяйте! – недоверчиво посмотрев на меня, махнул рукой доктор.
Девушку я перехватил в коридоре.
- Постой. Разговор есть. А вы, мужики, посидите пока здесь.
Охранники ревниво покосились на медсестру, но возражать не стали.
Людмила обречённо отошла со мной в конец коридора.
- Мама приходила?
Она кивнула.
- Ругалась?
Головка в белой шапочке мотнулась из стороны в сторону.
- А что тогда?.. Люда, да выйди ты из ступора!
- Просто передала слова дяди Вовы, чтобы я домой больше не приходила. Ему в доме гулящая девка не нужна!
Люда пару раз хлюпнула носом и, сотрясаясь от сдерживаемого плача, уткнулась лбом в моё плечо. Я погладил её по спине, пытаясь успокоить.
- Я ей сказала, что никакая я не гулящая, а ночевала у тебя в гостинице из-за того, что опоздала на последний автобус. А она… Она сказала, что не надо мне рассказывать сказки про благородных мужиков, а раз я к тебе сама пришла, то после этого и она меня на порог не пустит. Потому что я – вся в отца, который ни одной юбки не пропускал! Но у нас же ничего не было, у меня же вообще никогда ни с кем не было! А она мне не поверила, она ему поверила! Коля, что мне теперь делать? Куда я теперь пойду?
Да уж, задачку ты мне, девочка, задала! Или всё-таки я помог тебе в эту ситуёвину вляпаться? Пожалуй, помог! Ну, а раз помог вляпаться, придётся помочь выпутаться.
- В общем, так. Пока страсти не улеглись, поживёшь пока у нас с Наташей. Она завтра утром приезжает.
- И как я буду с вами вместе в гостиничном номере жить?
- В гостиничном номере ты будешь жить только до завтра. Мне сегодня выдали ордер на служебную двухкомнатную квартиру. Завтра мы с Наташей сразу с вокзала идём её смотреть. А ты вечером после работы дуешь уже к нам. Дня три-четыре, пока твои не успокоятся, потеснимся как-нибудь. Я сейчас по пути на службу заскочу в гостиницу и предупрежу, пусть тебе выдадут ключи от номера, если я задержусь. Чтобы ты опять от горничных не пряталась и за шторками не скрывалась.
Людмила попыталась негромко хихикнуть, вспомнив свои вчерашние приключения, но после плача у неё заложило нос, и она… несколько оконфузилась. После чего долго извинялась, промокая медицинской салфеткой то свой нос, то мой камуфляж. Но в её потухших было глазах уже зародилась искорка надежды.
А вечером мы пошли в кино. Тайком от моих охранников, строго бдевших, чтобы я без них из гостиницы не высовывался.
Господи, как же давно я не был в кинотеатрах! Мой родной Миасс «отличился» тем, что стал первым в России городом, где полностью ликвидировали все кинозалы. «Восток» на машгородке отдали коммерсантам под торговлю китайским ширпотребом, а потом и вовсе перестроили под торговый центр с гастрономом. «Урал» на автозаводе, перед которым успели постоять гипсовые статуи сначала Сталина, а потом Ленина, долго ветшал под замком, а в мой последний приезд на развалинах кинотеатра работала строительная техника: говорили, что на его месте будет возведён филиал какого-то коммерческого банка. С детства любимая мной «Энергия», расположенная в старом городе, ещё в 1980-е требовала ремонта, и с появлением у народа видеомагнитофонов окончательно захирела, пугая приезжих мутными стёклами брошенного помещения, облезлой штукатуркой и ржавыми листами кровли.
«Видики» убили киносеансы и в домах культуры. «Очаги культуры» ещё некоторое время пытались подменить «большое кино» порождением «свободы» – видеосалонами с фильмами ужасов и порнухой – но распространение домашнего видео ликвидировало и это извращение. Светка Галанова рассказывала, что во дворце культуры «Прометей» открывался какой-то супер-навороченный кинозал с многоканальным звуком, но я этого уже не застал.
Не до кино мне было и в Москве. Сначала пахал, как зверь, поднимая фирму и готовясь к заброске в этот мир. А когда начался наш роман с Наташей, нам было не до кино: своего «кина» хватало!
На удивление, зал был полон, хотя, по словам Людмилы, лента вышла на экраны несколько лет назад. Добрая такая история про компанию девушек, приехавших куда-то на берега Таёжной возводить комбинат по производству картона. Я бы назвал это перепевом старого советского фильма «Девчата», только адаптированного к здешним условиям. Вместо суровой пермской тайги – тайга загорская, вместо трескучих морозов и снегов по пояс – осенняя слякоть, перемежаемая циклонами с Тёплого океана, комарьё... Смешную повариху в исполнении Надежды Румянцевой заменили мечтательной библиотекаршей, сохранив при этом красавца-лесоруба, сыгранного в оригинале Николаем Рыбниковым. А ещё не лесорубы спорили о том, что один из них покорит сердце девушки, а соседка подзудила романтическую главную героиню спором, что ей не удастся охмурить твёрдого, как скала, передовика производства и студента-заочника.
Закончилось всё тем, что на библиотекаршу, возвращавшуюся с работы в общежитие, напала какая-то местная зверюга. Оказавшийся неподалёку лесоруб вступил в схватку с животным, почти проиграл бой, и зверь уже собирался откусить герою голову, когда романтичная девушка где-то раздобыла старенький карабин и пристрелила тварь. А суровый парень оценил «крутизну» спасительницы и тут же, не дожидаясь, пока она перевяжет ему раны, предложил ей выйти за него замуж. Причём, целовались оба очень, очень профессионально!
- Как бы я хотела вот так же уехать куда-нибудь на край земли и найти там своего единственного! – мечтательно вздохнула прижавшаяся к моей руке Людмила, когда мы по вечерней прохладе прогулочным шагом возвращались в гостиницу.
- А не боишься? – улыбнулся я в темноте. – Одна, без родных и знакомых, чёрт знает где…
- Пожалуй, уже не боюсь, - погрустнела девушка.
- Ну, тогда могу тебе помочь это осуществить. Не в тайгу, конечно, а в один закрытый коллектив. Зато вокруг будет полно молодых умных парней, а тебя никто не станет доставать требованием выйти замуж за занудливого прокурорского работника.
- Да где же такое можно найти? А как ты узнал, что он в прокуратуре работает?
- Раскрою тебе страшную тайну! – проигнорировав второй вопрос, изобразил я зверское лицо. – Сейчас начался набор людей для восстановления инфраструктуры Лаборатории № 1. Слышала про такую? Эта та самая, через которую проходила связь с Большой Землёй.
- Ну-у-у! Это когда было! Ещё до моего рождения!..
- Теперь там снова всё будет работать!
- А ты откуда знаешь? Ой, я забыла: ты же сам ОТТУДА.
- В общем, набирают персонал для полноценного функционирования закрытого научного и производственного городка. Нужны будут там и медсёстры в медсанчасть. Если хочешь – могу посодействовать.
- Хочу, конечно! – загорелась девушка, но тут же сникла. – Только у меня все документы, кроме паспорта и пропуска в госпиталь, дома…
- Что-нибудь придумаем! Главное – ты не против.
- Слышь, мужик, у тебя закурить не найдётся?
Надо же, какой «оригинальный» способ докопаться!
Некоторых хлебом не корми – только дай кулаками помахать. А я не люблю драться: то ли ленив излишне, то ли эстетствую чрезмерно. Ну, не нравится мне, когда взрослые мужики машут руками, тяжело дышат и истекают потом. Или брызгаются кровью из разбитых сопаток. Поэтому в драку ввязываюсь лишь тогда, когда её избежать невозможно. Хотя и в школьные годы не бегал от тех, кто задирался, и во время срочной службы приходилось пару раз схлёстываться с особо наглыми «братьями» из южных республик. Ну, а курс рукопашки во время моей подготовки к заброске на Новую Землю пришлось сдавать серьёзным инструкторам. Но драться – не люблю!
- Не найдётся! Сам не курю и вам не советую.
А место они выбрали удобное. Под единственным на тихой улочке негорящим фонарём.
- Это зря! Не из нашего района, одет чёрт знает во что, куревом поделиться не хочет, да ещё и девчонок наших клеит…
- Ты их знаешь? – едва вырвал я руку из захвата перепуганной Людмилы, заодно контролируя, нет ли кого сзади.
- Нет, - мотает она головой с короткой стрижкой.
- Вы, ребята, похоже, ошиблись. Девушка говорит, что она не ваша. Теперь будете пятнадцать копеек на пиво спрашивать?
- Ты, фраерок, на гоп-стоп нас не подписывай. Нам вовсе ни к чему ядовитое говно в Химике с погрузочных платформ соскабливать. Нам не ты, не бабки твои нужны, нам девчонка твоя нужна. И не геройствуй: нас четверо, ты один. И с девочкой твоей ничего страшного не случится: от этого ещё никто не умирал.
Парни гаденько захохотали.
- Ребята, шли бы вы своей дорогой!
- Я не понял! Он что, охренел? Он нам ещё указывать будет?
- Зачем указывать? Я советую, поскольку от природы очень добрый человек. Могу даже по своей доброте душевной бесплатно рассказать вам про три ваших проблемы…
- Не, он точно охренел!
- Вот это – первая проблема: вы считаете себя самыми крутыми. Даже круче варёных яиц.
- Не, он совсем страх потерял! Наверное, его давно толпой не п*здили!
- А это – вторая проблема: вместо того, чтобы послушаться доброго совета, считаете, что кучей можете справиться с одним.
Самый мелкий из четвёрки вынул из кармана нож и откинул лезвие.
- Тебе по-русски сказали: бросай девчонку и уё*ывай отсюда, пока цел!
- А вот это – третья проблема: вы приходите с ножами на перестрелку.
Я вытащил из кармана свой АПБ, глушитель к которому, чтобы не таскать с собой лишний вес, остался в гостиничном номере.
- Аккуратненько, без лишних движений, побросали ножи и легли мордами в асфальт. Бегать тоже не нужно: умрёте уставшими, - лязгнул я затвором. – Ножи на землю, я сказал!
- Слышь, мужик, может, по-мирному разойдёмся? – сменил тон главарь.
- У тебя со слухом плохо? – направление ствола переместилась с мелкого на него. – Я сказал – ножи на землю и мордой в асфальт. Здесь двадцать патронов, а прицельная дальность выстрела – сто метров, которые даже самый шустрый из вас не пробежит быстрее двенадцати секунд. За это время я успею расстрелять все патроны и вставить новый магазин.
Главный отбросил в сторону нож, который не успел раскрыть.
- А не боишься, что после этого даже не химическое говно чистить отправишься, а урановые отходы зарывать?
Ещё два ножа звякнули об асфальт.
- Твой нож где? – ткнул я стволом в сторону четвёртого.
- У меня нет ножа.
- И это правильно! Ими порезаться можно. Теперь аккуратненько легли на живот и руки положили на затылок. Ну!
- Мужик, не по-пацански поступаешь, так нас унижая! Ну, ошиблись мы. Но зачем же нас грязью кормить?
Тем не менее, главарь опустился на колени, изобразил упор лёжа, а потом всё-таки положил ладони на затылок.
- Теперь раздвинули ноги на ширину плеч. Люда, отпинай-ка их ножи в сторону. Только на линию огня не вылезай.
- Куда?
- Не вставай между пистолетом и этими гавриками! …Молодец! Иди сюда!
Девушка поспешно шмыгнула мне за спину.
- А теперь, ребятишки, рассказываем, как на духу, что вам от нас было нужно. Обещаю: если честно всё расскажите, стрелять вас не стану!
- Нас Шнеке послал, чтобы мы девчонку к нем приволокли! – приподнял голову самый мелкий, тот, который первым выхватил нож.
Людмила ахнула, а главарь негромко пробурчал в адрес подельника:
- Урод!
- Шнеке – это прокурорский, что ли? Такой белобрысый, на слизняка похожий?
- Да.
- А нас как выследили?
- А что вас выслеживать? Бабу твою кто-то возле кинотеатра засёк, позвонил Шнеке, а он уж нам сказал, где вас искать.
Похоже, скорость стука здесь – если не превышает скорость звука, то близка к ней. Где-то взвыла сирена мчащегося милицейского «уазика». Видимо, нашу разборку и мой пистолет в руках заметил кто-то из жильцов ближайшего дома. Заметил и позвонил на «02».
Нападавшие завозились, услышав знакомые звуки, но я прикрикнул на них:
- Лежать! Кто дёрнется – стреляю!
- Что, довыё*ывался, фраер! Нам-то ничего не будет, а тебе за волыну точно придётся радиацию хавать!
- Увидим ещё!
«Уазик» осветил фарами нашу скульптурную группу, чихнул мотором, и от остановившейся машины послышался окрик:
- Бросить оружие! Руки за голову. При неподчинении стреляю!
Я опустил пистолет, перехватил его в левую руку, вынул из кармана удостоверение и вытянул его в сторону слепящих фар милицейской машины.
- Майор СГБ Колесов! Подвергся нападению хулиганов, пострадавших нет.
- Оружие на землю!
Аккуратно поставил АПБ на предохранитель и опустил возле своих ног. Подбежавший старший наряда попытался взять у меня из рук удостоверение, но я не позволил.
- Читайте так, сержант.
Тот подсветил фонарём и козырнул!
- Извините, товарищ майор, разрешение на ношение оружия можно посмотреть?
- Пожалуйста!
Сержант подобрал пистолет, понюхал ствол, сверил номер с номером в разрешении и вернул оружие мне.
- А с этими что?
- Да кулаки у пацанов чесались. Докопались, что мы с девушкой по их территории ходим. Молодёжь, кровь бурлит! У троих в карманах ножи оказались. Отобрал, чтобы случайно не поранились, и положил «героев» мордой в пыль подумать о том, как нехорошо задираться с незнакомыми людьми.
Сержант засмеялся.
- Ну, сейчас мы у них ещё документы проверим, перепишем адреса и фамилии, поговорим с ними о том, чья здесь территория… Можете идти, товарищ майор!
Я козырнул в ответ и потянул за собой Людмилу, но та высвободила руку, подошла к лежащему на животе главарю и… лупанула ему носком туфельки между ног, раздвинутых на ширину плеч.
- От этого ещё никто не умирал! – прокомментировала она сдавленный вопль парня.
- Извините сержант! – засмеялся, я вслед за нарядом, оттаскивая в сторону сердитую подружку. – Этот имел неосторожность намекнуть на то, что ещё ни одна девушка не умирала от того, что её кто-то… гм… Ну, вы поняли…
- Так они её изнасиловать хотели? – встрепенулся старший наряда.
- Да нет. Я же говорю – у них просто кулаки чесались. А этот в перепалке ляпнул, что куда больший мастер в постельных делах, чем я, и предложил ей разнообразить свой сексуальный опыт. И всё. Просто предложил.
Заскочить в магазин за бутылкой какой-то настойки мы всё-таки успели, и, влив в трясущуюся от спадающего нервного напряжения девушку целый стакан напитка, я отправил её спать.
Советск, 36 год, 13 июля, среда, 25:50
Утром я Людмилу на работу не отпустил, а позвонив Тариэлу Вагановичу, соврал про то, что нас с ней вызывают на допрос по поводу вчерашнего вечернего нападения. Вместо этого она помогла забросить в «буханку» мои немногочисленные вещи, нагрузившись которыми я ещё четыре дня назад без чьей-либо помощи рысачил по холмам вблизи Лаборатории № 1. На машине мы и отправились на вокзал. Пораньше ещё и для того, чтобы не пересечься с Ларисой, которая сегодня должна была заступать на суточное дежурство. Пусть это останется для нас обоих кратким приятным эпизодом, не повлёкшим никакого продолжения.
С моей любимой приехали только Дед и Семён Маркович, за которыми Воздвиженский прислал отдельную машину. А мы впятером – охрана, я, Наташа и Людка – завалив «буханку» Натальиным багажом, двинулись заселять выделенную нам квартиру.
К Людмиле жена отнеслась весьма настороженно. Вот тебе и «неревнивая»! Но я, пока мужики перетаскивали в квартиру наши баулы, взятые с «Удачи», успел рассказать ей историю девушки, и Наташа облегчённо вздохнула.
- А я-то уже чёрт знает что себе нафантазировала! Ты бы хоть рассказал, что у вас тут происходило!
- Чуть позже, счастье моё! Чуть позже! Как я по тебе соскучился!
Чего ржёте-то? Небось про побочный эффект вспомнили?! А просто поверить в то, что я люблю свою жену и по-человечески скучаю без неё – слабо?
...
- Какие у нас планы? – поинтересовался я, когда наш «экскурсовод» закончил свой рассказ.
- До четырнадцати часов занимайтесь обустройством. А в четырнадцать ноль-ноль прошу быть на проходной в промзону. Получите пропуска: вы временные, а Людмила Ячнева постоянный. Потом она отправляется в медсанчасть оформлять документы и проходить медосмотр, а мы идём в зал управления одного из штреков. Проверяем аппаратуру, настраиваем технику, и в полдень начинаем.
- Ой, а можно я с вами? Ну, хоть на минуточку, хоть одним глазком взглянуть! Я медкомиссию пройти и документы оформить могу хоть прямо сейчас: всё равно у меня вещей почти никаких, я их и потом растолкать по полкам смогу!
Васенко вопросительно посмотрел на Люду, а потом на меня.
- Ну, Григорий Никитич, ну пожалуйста!
- Ох, Ячнева! Ох, чувствую, нахлебаюсь я с тобой горя! – засмеялся Васенко. – Это ж секретный объект, а тебе всё детские игрушки!
Девушка начала было скисать, но начальник Лаборатории сменил гнев на милость.
- Ладно уж! Поприсутствуй при историческом моменте!
Сам разрешил, сам теперь и отбивайся от кинувшейся на шею девчонки!
...
Ну и, разумеется, за Люду Ячневу, так обрадовавшуюся новости о нашем скором приезде в Лабораторию № 1.
Слушали мы с женой по радио её интервью, в котором она упомянула и нас. Рассказывала про то, как ей интересно работать в Лаборатории.
- Я даже присутствовала при первой связи с Большой Землёй!
- А как вы при этом оказались? - поинтересовался корреспондент, и понеслось…
- Мы с Николаем и Натальей Колесовыми упросили начальника Лаборатории, Григория Никитича Васенко, чтобы он мне разрешил.
- Так вы и с Колесовыми знакомы?
- Конечно! Я даже одни сутки у них в квартире жила! У меня тогда… возникли трудности, и Коля с Наташей не только меня приютили, но и помогли с переводом в Лабораторию. Это такие необыкновенные люди! Вы ведь даже не представляете: им целых два года понадобилось, чтобы сюда, в Советскую Республику, добраться! Там, на американском континенте с дорожными бандитами пришлось воевать, от морских чудовищ отбиваться, океан переплыть и при этом спасти потерпевших кораблекрушение. Уже здесь с беглыми заключёнными воевали, чуть во время тайфуна не погибли, нашу Лабораторию от разрушения спасли! Коля даже ранен был, когда все эти события в Советске случились.
- А они вам рассказывали про жизнь на Большой Земле?
- Конечно! И рассказывали, и кино показывали. Когда Переход начнёт работать в полную силу, и у нас наконец-то появится фильмы с Большой Земли, я обязательно снова посмотрю фильм «Титаник»!
- А про что он?
- Про любовь! Про красивую-красивую любовь! А можно я через вас привет передам?
- Колесовым?
- И им тоже. Мамочка моя любимая, братик! Не переживайте за меня, ладно? У меня всё прекрасно, я работаю, мне здесь хорошо. Я вас очень, очень люблю!
А на следующий вечер у нас зазвонил телефон, и незнакомый мужской голос произнёс в трубку:
- Ну, здорово, что ли, скотина?
- Вы, случайно, номером не ошиблись?
- Не ошибся! Передай этой мандавошке, Людке, чтобы больше не вспоминала ни мать, ни брата. Для неё их больше не существует.
- А, это ты, что ли, урод фашистский? Полусгнивший трупак Назгул?
- Трупак, говоришь? Ну-ну! Назгулы бессмертны, чтоб ты знал!
- А ты уверен в том, что мать Людмилы и её брат не хотят её видеть?
- Как я сказал, так и будет! Если я сказал, что для неё не существует ни матери, ни брата, значит так и есть. Потому что я всегда прав! Запомни это, тварь!
...
Людмила, предупреждённая о нашем приезде заранее, примчалась встречать нас на КПП. Благо, день был выходной, и на него не выпало её очередное дежурство.
- Ну что? В общежитие? – засуетилась она, когда мы покончили с приветствиями.
- Нет, к Васенко.
- Да что вы сразу с поезда и за работу?! Могли бы и ко мне в общагу заскочить!
- Зайдём, зайдём! – засмеялась Наташа. – Мы к Григорию Никитичу ненадолго. Узнаем, на какое время он наши общие дела запланировал, и к тебе.
- Тогда я вас возле администрации подожду!
Мы неторопливо двинулись в сторону административного корпуса, и девушка, прерываясь лишь на приветствия со встречными, взахлёб рассказывала нам о своей новой жизни. Один из встречных, красивый черноглазый лейтенант роты охраны, расцветший в улыбке, заставил Людмилу сбиться с шага.
- Твой? – хитро глянула на девушку супруга.
- Скажешь мне тоже! – покраснела Люда.
- Целовались уже?
- Да ну тебя, Наташка! – ещё больше покраснела она.
- Нравится? – не унималась жена.
- Да что ты глупости всякие несёшь?!
Уши девушки просто светились от смущения.
Вот именно – глупости! Как будто и так не видно, что «сестрёнка» просто тает под взглядом этого красивого кавказского парня.
- Как зовут-то его?
- Полад. Алиев… - едва пролепетала пунцовая Людмила.
Азербайджанец, значит! Ох, и обрадуется «Назгул» расовоозабоченный!
- Слушай, я же тебе подарок привёз! – сменил я тему и принялся копаться в дорожной сумке.
Пистолет Макарова в кобуре, из запасов, хранившихся на «Удаче», вызвал настоящий восторг девушки.
- А тут – патроны к нему и разрешение на ношение.
- Классно! Я же теперь смогу хоть каждый день с Поладом на стрельбище ходить! – выдала она себя.
За разговорами с Людой и её новыми знакомыми вечер подкрался незаметно. Наташа, сославшись на то, что утомилась, а ночь предстоит трудная, даже поспала часа три в комнате у Людмилиной соседки. А когда вернулась, Людка всплеснула руками:
- Блиииин! Вы же на вечерний поезд опоздали! И как вы теперь домой попадёте?
- Никак.
- Вам же тогда надо комнату на ночь оформить?
- Не надо, Люда. Ночевать мы будем не здесь.
- А где? Не в казарме же!
- Нет. Мы уходим сегодня. ТУДА!
- Как? Насовсем? – недоумённо захлопала глазищами девушка.
Чёрт, никогда не замечал, что у неё большие и красивые глаза! Или это любовь на неё так подействовала?
- Нет, конечно! На несколько недель. Нам уже идти надо, Люда…
«Сестрёнка» поникла, опустилась на стул, с которого вскочила, обнаружив, что мы опоздали на поезд. А потом вздохнула и улыбнулась:
- Счастливые… Только никуда вы без меня не удерёте! Я с вами иду!
Мы с Наташей переглянулись, и едва я открыл рот, неугомонная девица пояснила:
- Да только до Григория Никитича иду! Фиг я вам ради какой-то Большой Земли своего Поладика брошу!
Войдя в кабинет Васенко, Людмила не сказала ни слова. Просто упёрла в бока руки, и так глянула на начальника Лаборатории, что тот покатился со смеху, достал бланк заявки на разовый пропуск в штольню и, подписав его, протянул этой мегере.
- Иди, получай!
...
- Вы чего так долго?!
С возмущённым воплем Людка летит к нам от входа, и я едва успеваю её перехватить, чтобы «сестрёнка» с разбегу не врезалась в Наташу, животик которой уже становится заметным. Она и меня едва не уронила, когда я подхватил её на руки!
- Обниматься – сначала со мной! – ставлю я девушку на землю.
- Обойдёшься! – фыркает она и смущённо одёргивает белый халат, прикрывая излишне оголившиеся от этого бёдра. – Наташечка, как я по вам соскучилась!
А вот теперь, когда ты просто стоишь, а не несёшься, как угорелая, можешь и с моей женой обниматься!
- Познакомьтесь, Маргарита Степановна, это рыжее чудо по имени Людмила здесь работает медсестрой.
- Чего это я рыжая? Я светло-русая!
- Да-да! «Я не рыжий, я блондин!», - цитирую я старый советский фильм и начинаю командовать. – Так, светло-русая! Быстро бросила тискать мою беременную жену и повела Маргариту Степановну ставить прививки! Вы уж извините, доктор, теперь вы здесь в роли пациента, и мучить анализами и уколами будут вас.
- Отомстили, значит? – хохочет врач.
- Иди, иди! – подталкиваю я Люду. – Теперь мы до утра никуда не денемся, успеем наговориться.
- Наташ, врежь ему за меня! Он же меня за попу ущипнул!
- А ты боишься, что синяк выскочит, и тебя твой Поладик, когда его заметит, приревнует к кому-нибудь?
- Дурак! – краснеет девушка, и по её реакции видно, что в том, к обзору каких частей тела «сестрёнки» уже допущен её любимый, я не так уж далёк от истины.
...
Дождавшись, когда вернётся Маргарита Степановна, мы направляемся к административному зданию. Точнее, доктор, Наташа и Васенко идут пешком, а я и запрыгнувшая в машину Людмила едем к проходной.
- Ячнева, а ты куда? У тебя что, уже дежурство закончилось?
- А сегодня не моя смена, Григорий Никитич! Я просто выходила на работу, чтобы Николая с Наташей встретить!
- Вот шельма! – покачал головой начальник Лаборатории. – Никакого сладу с ней!
- Как у вас с Поладом дела? Ещё не поженились?
- Нет пока. Вот дней через десять свожу его в город, чтобы с мамой познакомить, и сразу же в ЗАГС!
- Не надоело мужика мучить?
- Ничего, пусть ещё чуть-чуть потерпит: я же терплю! Еле-еле… - томно закатила она глаза.
...
Ещё одна встреча, к которой мы готовились, должна была состояться 20 сентября. Но вместо праздничного стола я провёл пятничный вечер в прокуратуре. Меня туда не вызвали, меня туда пригласили дать показания. И я помчался, побросав всё, поскольку речь шла о Людмиле.
Сухие слова протокола «шли по улице… автомобиль наехал сзади… множественные переломы и повреждения мягких тканей… попытался добить… пять выстрелов из пистолета Макарова». У меня едва не снесло крышу от ярости…
Советск, 36 год, 23 сентября, понедельник, 22:10
- Любимая, собери, пожалуйста, еды, чтобы можно было отвезти в больницу Люде и Поладу. Я через полчаса подъеду за тобой, - как можно спокойно произнёс я в трубку. – Приеду – всё расскажу…
Встреча с матерью у «сестрёнки» всё-таки состоялась. Они посидели минут пятнадцать в забегаловке в двух троллейбусных остановках от дома, где всего пару месяцев назад жила Люда. Большего женщина себе позволить не могла, чтобы не выдать себя перед мужем.
- Он мне угрожает, что разведётся и отберёт у меня Альбертика! – всхлипывала мать. – Я тебя потеряла, не хочу ещё и его потерять!
Она выскользнула на остановку, едва подошёл троллейбус, а Люда с женихом решили идти до ЗАГСа пешком, чтобы девушка смогла хоть чуть-чуть успокоиться. Всего в двух кварталах от цели тротуар тихой и пустынной узенькой улочки был перекопан: коммунальщики меняли трубу. И молодым людям пришлось обходить канаву по проезжей части. А поскольку Поладу всё-таки удалось развеселить невесту, они, держась за руки, весело щебетали о каких-то пустяках. И совсем не обращали внимания на медленно катящуюся в сотне метров позади них тёмную ВАЗ-2110… Чёрт, чего это меня переклинило? Разумеется, ВАЗ-2101, «копейку»!
Лейтенант, заметивший несущуюся на них машину, успел толкнуть в сторону Люду, и та лишь слегка побила коленки о бордюр. Сам же, что есть мочи, скакнул вверх, но машина решёткой радиатора ударила его по голеням, он перекатился через крышу и багажник «копейки» и с размаху рухнул на асфальт. Возможно, этим он спас себе жизнь, поскольку, как показывает практика, удар кромки капота по бёдрам ломает кости, но люди чаще всего погибают от перелома основания черепа, ударившись головой о лобовое стекло.
Вскочив на ноги, Людмила бросилась к жениху, распластавшемуся на дороге и не подававшему признаков жизни. Она не слышала ни визга тормозов остановившейся машины, не хлопка водительской двери.
- Что, допрыгалась, цунарефская подстилка?
В шаге от неё стоял отчим, держа в руке длинную монтировку, которыми пользуются водители грузовиков.
- Что ты наделал?! Ты же убил его!
- К сожалению, ещё нет. Вон, дышит ещё. Но это ненадолго! Всегда мечтал собственноручно убить какого-нибудь черножопого!
И «Назгул» пнул ботинком по окровавленной ноге Полада.
- НЕ СМЕЙ!!!
- Это ты не смей мне прекословить, мразь! Забыла, сучка, что я всегда прав?!
Он схватил Люду за ворот камуфляжа и оттащил от неподвижного парня.
- Здесь сидеть! Сначала эту гниду додавлю, а потом и с тобой разберусь. Ты что предпочитаешь: чтобы я тебя сразу прибил где-нибудь в лесу, или сначала развлёкся с тобой? Пожалуй, сначала отымею во все щели, чтобы прокляла тот день, когда посмела противиться моей воле, а потом можно будет и закопать вас обоих.
Субботин отошёл к лежащему на дороге парню, присел так, чтобы происходящее было видно Людмиле и медленно, с наслаждением замахнулся монтировкой, норовя ударить ею по голове Алиева.
- НЕТ!!! – заорала девушка, и серия выстрелов из пистолета, с которым Люда не расставалась после того, как мы его ей подарили, просто изрешетила грудь ублюдка.
То ли он забыл, что «бессмертного» назгула может убить невинная девушка, то ли в самиздатовском переводе «Властелина колец», который он читал в детстве, не было об этом сказано…
Полада уже прооперировали: зашили раны, сложили и загипсовали сломанные берцовые кости, наложили повязку Дезо, чтобы зафиксировать перелом ключицы. Ну а рёбра… Рёбра сами срастутся…
Люда наотрез отказалась отходить от жениха. Её лишь напоили успокоительным, поскольку после произошедшего она была в шоке. Но и это не помогло: выйдя к нам из палаты, она повисла у меня на шее и рыдала минут пятнадцать. И только выревевшись, смогла разговаривать.
- Жаль, пистолет у меня изъяли! – сокрушалась девушка, когда смогла ещё и выговориться.
- Он тебе пока не нужен, - успокаивала её Наташа. – А когда Полада выпишут из больницы, ты сможешь забрать оружие в отделении милиции. Коля говорит, что к тебе никаких претензий нет. Даже свидетели всего произошедшего нашлись, которые подтвердили, что… отчим пытался убить Полада, а ты ему этого не позволила.
Просидели мы в больнице около часа, и каждые пять-десять минут Люда срывалась с места, чтобы глянуть, не проснулся ли Алиев, пришедший в себя после операции и вскоре уснувший. А потом, оставив девушке еду, которую готовили на праздничный ужин в честь подачи молодыми людьми заявления в ЗАГС, и, заручившись её обещанием прийти к нам, когда жениху станет лучше, направились домой.
Людмила примчалась к нам в гости в понедельник вечером. Она дозвонилась до работы, где ей пошли навстречу и дали отпуск за свой счёт, поскольку о том, что Алиев в больнице, в роту, охраняющую Лабораторию № 1, уже сообщили. Но с матерью больше не встречалась, поскольку та очень болезненно восприняла смерть мужа от руки дочери и попросила пока не тревожить её. Нет, не отреклась от девушки. Ей просто нужно было пережить произошедшее: все люди разные, кому-то в горе нужно быть на людях, а кто-то, наоборот, предпочитает в таких ситуациях одиночество. И Людкина мать как раз относилась ко второй категории.
Поладу уже было намного лучше. Сказывался не только молодой организм, но и чудо-сыворотка. Швы на рваных ранах и операционных надрезах уже сняли, но подниматься пока не разрешали: всё-таки кости априори срастаются медленнее, чем затягиваются мягкие ткани. Он уже ел, пил шутил и… страдал от своей беспомощности. Припоминая о первых ночах после инъекции сыворотки, я подозреваю, что не только от беспомощности: невестушка-то, которая явно готова исполнить его любую просьбу, даже, судя по её собственным намёкам, самую интимную, постоянно рядом крутится, но из-за характера травм приходилось терпеть. Как говорится, близок локоть, да не укусишь! Интересно, не для того ли Люда с Наташей закрывались в спальне, чтобы об этом пошушукаться? Если учесть, с каким загадочным видом они оттуда вернулись к столу, то пожалуй!
Единственное, что Людмиле не давало покоя, это причина, по которой её отчим решился на попытку убийства. Она не могла понять, что его толкнуло на это.
- Ты помнишь, мы с тобой говорили о нём? Я сегодня на работе поднял его личное дело. Там оказалось много интересного, включая характеристики времён его службы в милиции и заключения психологов. Везде подчёркивается такая черта этого «назгула», как авторитарность, нетерпимость к любой точке зрения, не совпадающей с его мнением. Были на него и жалобы со стороны задержанных. Товарищи по службе отмечали его жестокость на почве расовой ненависти, которую психологи объясняли, как я и предполагал, трудными отношениями со сверстниками в детстве. Попросту, били его крепко в детстве за сволочной характер. Не исключено, что именно не славяне. А когда он вырос, получил вместе с милицейскими погонами и служебным оружием хоть какую-то власть, начал мстить за детские обиды. Измываясь над более слабыми и зависимыми, доказывать себе, что он лучше, хитрее и сильнее других, что он некий «избранный». А поскольку ни особым умом, ни реальной силой не обладал, свою «избранность» обосновал расовыми теориями, принадлежностью к «нордийской расе».
- Подожди. Но ведь дома он вёл себя не так. Мне он, пока я не отказалась выйти замуж за этого слизняка, никогда слова плохого не сказал. В Альбертике вообще души не чаял, да и мама никогда не говорила, что он с ней плохо обращается.
- С твоим братом всё очень просто, - вступила в разговор Наташа, институтские познания которой в психологии были побольше моих. – Это его сын, которого он воспитывал как своего наследника, чтобы тот на старости лет не мог обвинить папочку в нелюбви к себе. На тебя, как ты знаешь, он тоже свои планы строил, приучая к тому, чтобы ты беспрекословно выполняла любое его требование. А демонстративной благожелательностью в сочетании с психологическим прессингом можно добиться куда большей покорности, чем криком и наказаниями.
- Ты же сама рассказывала, как он обосновывает то, что никто в семье не имеет права ему противоречить, - вклинился я. – И если тебе мама ничего не рассказывала, то это вовсе не значит, что он её не обижал. Опять же, с твоих слов сужу, что он её убедил в том, что она пропала бы «на помойке», если бы он её не подобрал. И она реально боялась ему противиться! Ты вспомни, как она по его приказу приходила к тебе в госпиталь и пряталась, когда пришла на встречу с тобой в кафе. Каким способом он этого добился, теперь только твоя мама знает.
А ты взяла и разрушила всё то, во что он уверовал: оказывается, добиться твоей покорности ему не удалось, убедить тебя в том, что «цунарефы» - не люди, тоже не получилось, а сам он оказался не таким уж всесильным даже в собственном семейном мирке. Когда же он оказался замешанным в очень некрасивую историю, помогая одной компании мерзавцев, а ему самому, как соучастнику, грозила тюрьма, он и решил наказать и тебя, виновницу всех его неприятностей, и Полада, сумевшего вышибить из твоего головы всё, что Субботин тебе вдалбливал в неё несколько лет. Ему уже ничего не оставалось, как бежать из города, потому что его подельники «слили» следователям его причастность к попытке фальсификации выборов. Вот напоследок он и решил «громко хлопнуть дверью».
- Но как он смог узнать, где нас можно найти?
- Ты матери домой звонила или на работу?
- Домой.
- Трубку она взяла?
- В первый раз он, но я сразу сбросила вызов. А через пятнадцать минут перезвонила, и мама взяла.
- Он мог подслушать ваш разговор с ней? Второй аппарат где-нибудь в доме стоит?
- Да, на втором этаже, в спальне… Ты думаешь, он подслушал? А откуда тогда он узнал, что мы к ЗАГСу пойдём? Ведь я об этом маме сказала только в кафе!
- А зачем ему знать, куда вы пошли, если можно было просто ехать за вами и дожидаться удобного момента? – фыркнула Наташа.
Люда задумалась на несколько секунд, а потом сделала вывод:
- Значит, Полада он решил убить только потому, что он фашист? Да?
- Не совсем чистый фашист. Скорее, расист и нацист. Но хрен редьки не слаще, потому что больших мразей, чем расисты и националисты, разновидностью которых являются нацисты, в мире просто не существует.
- Почему это? Он говорил, что самые плохие на свете – коммунисты!
- Очень просто. Потому что поклонники любых политических учений, кроме националистических и расистских, признают право любого человека, который имеет такие же убеждения, присоединиться к ним. И любой негр, любой кавказец, любой якут, любой мусульманин-араб может быть хоть либералом, хоть коммунистом, хоть каким-нибудь христианским демократом. Но никогда не может стать белым расистом или, например, украинским националистом.
- А что, и такие есть? – удивилась Людмила.
- Есть, есть! Ещё как есть! Нам с парочкой таких пришлось на другом континенте сталкиваться! – засмеялась супруга, вспомнив обалдуев из Порто-Франко, у которых мозги, в конце концов, на место всё же встали.
- Прикольно! Но ведь коммунисты тоже убивали помещиков, капиталистов, дворян, - вернулась она к теме.
- Ты не путай мягкое со сладким! Ты знаешь, что Ленин был помещиком и дворянином, Троцкий – сыном богатейшего хлебопромышленника, а Сталин практически закончил духовную семинарию? После революции царский генерал Брусилов до самой смерти служил главным инспектором Красной Армии, был похоронен большевиками с воинскими почестями, а в самой Красной Армии более половины командиров до революции имели офицерские звания. Да, в годы Гражданской войны убивали и помещиков, и дворян, и фабрикантов. В том кошмаре кто только, кого только и за что только не убивал! Но после победы их всех преследовали только в тех случаях, когда они занимались оппозиционной деятельностью, а вовсе не за социальное происхождение. Социальное происхождение считалось отягчающим обстоятельством, а не поводом для осуждения и казни.
И бывшего либерала могут принять в коммунисты, бывшего коммуниста в либералы, мусульманина или иудея крестить, а христианин принять ислам, если он публично отрёкся от своих взглядов и стал придерживаться новых.
У расистов и националистов всё по-другому. Они считают человека достойным смерти или преследования только за факт его рождения. За то, что он родился представителем «неправильной» расы или «неправильной» национальности. За то, чего человек не может изменить никаким образом! И даже если он «перекрасится», станет полностью поддерживать убеждения представителей «высшей расы» или «избранной нации», самое большее, что ему позволят, это жить в качестве «недочеловека» в подчинении расы или нации «господ».
Возьмём твоего Полада. Для «назгулов», считающих себя представителями «высшей расы», он навсегда останется «цунарефом», «черножопым», человеком второго сорта. Когда ты выйдешь за него замуж, ты из представительницы «нордической расы» превратишься в «цунарефскую подстилку», у которой есть только одна возможность вернуться в состав «расы господ» - бросить его и ваших общих детей. Отречься от них. Но и то в глазах этих «венцов человечества» ты на всю жизнь останешься «падшей», поскольку «связалась с черножопым» и родила от него «выродков». А ваши дети, как бы ты ни старалась, никогда не перестанут быть для назулоподобных «низшей расой» и «людьми второго сорта».
- Но это же… неправильно! Среди всех народов есть и хорошие люди, и плохие! За что ненавидеть всех подряд?
- За то, что они родились «неправильными»! И единомышленникам твоего отчима обратного не докажешь. Потому я и говорю, что расисты и националисты – самые большие мрази на свете!
Людмила убегала от нас в больницу к жениху, потрясённая сделанными для себя открытиями.
...
Советск, 36 год, 30 сентября, понедельник, 24:05
Сегодня радостный день! Поладу разрешили ходить. Пока с костылями, чтобы не сильно нагружать сросшиеся, но ещё слабые кости, и они с Людмилой упросили лечащего врача, чтобы он разрешил перевезти лейтенанта в Лабораторию № 1. Там он будет под присмотром медперсонала с квалификацией, ничуть не хуже, чем в городской больнице. А самое главное – дома. И можете даже не гадать, кому позвонила «сестрёнка» за помощью в доставке жениха!
Пока мы ехали, она выболтала, что уже договорилась о выделении им двухместной комнаты в общежитии.
- А как же твоя клятва – ни-ни, пока не выйдешь замуж? – подмигнул я ей.
- Так я уже тоже обо всё договорилась! Военнослужащему брак может зарегистрировать командир воинской части, в которой тот служит! И не нужно будет выжидать, как в ЗАГСе, испытательный срок! Сейчас ты нас довезёшь, и мы прямиком идём в штаб! А оттуда – в нашу с Поладиком собственную комнату.
- Вот зараза! Полад, ты на меня не обижайся, но твоей невесте, когда я вас довезу, я по… мягкому месту нахлопаю за такие сюрпризы! Мы с Наташей собирались погулять на вашей свадьбе, а она такое выкинула!
- На тебя, Николай, не обижусь! – засмеялся с заднего сиденья Алиев. – Если она для тебя, как сестра, то ты и для меня, как старший брат! А на старшего брата нельзя обижаться: он старше, он умнее, он жизни научит!
За проходную Лаборатории я проезжать не стал: как-никак, у меня шёл рабочий день, и мне нужно было возвращаться в Советск. Поэтому мы помогли лейтенанту выбраться из «Симбира», и Людка, чмокнув меня на прощание в щёчку, уже собралась мчаться в штаб за вожделенным статусом замужней дамы.
- Стоп! – поймал я её за руку.
- Что случилось.
- Хочу обещание своё выполнить, - с улыбкой подмигнул я Поладу. – Наклонись вперёд и упрись руками в сиденье: я тебя по попе должен отшлёпать.
- Ты что, серьёзно? – округлила глаза «сестрёнка».
- Абсолютно! – с трудом сдерживая смех, заверил её я.
- Коля, ты что? Люди же смотрят!
- Надо, Федя! Надо! – процитировал я Шурика и, демонстративно размяв кисти рук, поплевал на ладони.
- Слушайся старшего брата! – чуть не падая от еле сдерживаемого хохота, скомандовал жених.
- А ты, муж мой будущий, даже защитить меня не пытаешься?!
- Старший брат приказал, что я могу сделать? – опираясь подмышками на костыли, с извиняющейся улыбкой развёл руками Алиев.
- Ах, значит так?! – упёрлась кулаками в бока Людмила, готовая порвать в клочья и меня, и жениха.
Глядя на эту иллюстрацию к фразе «мне плевать, на каком глазу у тебя тюбетейка», и я, и Полад чуть не рухнули со смеху. А Люда, попеременно посматривая на наши рыгочущие морды, засмущалась.
- Дураки! Я так и знала, что вы решили поиздеваться надо мной! – покраснела она. – Сговорились, да? Я вам ещё это припомню!
И она, погрозила нам кулачком, чем вызвала новую волну хохота.
Прохохотавшись, я обнял их обоих, чмокнул в лоб Люду и прижался своей щекой к плохо выбритой щеке лейтенанта.
- Совет вам да любовь, ребята!
Так что угомонись и не истери.